Режиссер — о своем фильме «Патерсон», а также о том, что кино не нуждается в конфликте, о вызывающих счастье чистых носках и о пользе Дональда Трампа.
Герой нового фильма Джима Джармуша, Патерсон (Адам Драйвер) — водитель автобуса в городке Патерсоне. Он каждый день возит людей по одному и тому же маршруту, обожает свою жену Лору и посвящает ей стихи. Самое страшное, что может произойти в его жизни, так это если сломается автобус, ну или собака съест блокнот со стихами. Об этой оде повседневности в семи днях, а также о том, почему в кино не обязательно должен быть конфликт, чем может быть полезен Трамп и каким образом чистые носки способны принести счастье, КиноПоиск поговорил с режиссером.
— После премьеры в Каннах многие критики написали, что Патерсон — это Джим Джармуш. Вы правда видите себя водителем автобуса или мечтаете о такой жизни?
— Нет, совсем нет! Я не люблю установленный распорядок, рутину. А Патерсон как раз обожает однообразие. Он не хочет решать, во сколько вставать, что надеть и куда пойти вечером. Он водит автобус по одному и тому же маршруту, и ему нравится, что жизнь как будто проплывает мимо него. Это течение жизни дает ему идеи для его стихов. Я же сам плыву в поисках идей, у меня нет конкретного маршрута и расписания. Я не люблю рутину.
— В фильме читается некое восхищение главным героем. Это ваше восхищение?
— Это просто портрет героя, которого я придумал. Я не тот человек, который увлекается анализом и разбором: откуда что пришло, почему именно так? Спросите меня об этом, я отвечу, что понятия не имею! Знаете, после «Сломанных цветов» критики писали, что «Джармуш снял свой самый личный фильмы». После «Выживут только любовники» они снова писали: «О, это такой личный фильм!» То же самое я читаю о «Патерсоне». Конечно, я есть во всех моих фильмах, потому что я их придумал и снял, они плод моего воображения. Но они как дети: у ваших детей тоже есть ваша ДНК, но при этом они не являются вами.
«Патерсон»
— Почему главный герой стал именно водителем автобуса?
— Я хотел, чтобы мой герой был представителем рабочего класса, но при этом творческим человеком. Автобусы ездят по всему миру, а я люблю кататься на автобусах из-за высокой посадки. Это совсем не то же самое, что машина, велосипед или мотоцикл. В автобусе ты чувствуешь себя почти как в театре, глядя на мир за окном. А еще в автобусе есть своя вселенная: люди читают, слушают музыку, разговаривают, пьют кофе. Так что автобус помогает Патерсону получать вдохновение из повседневной жизни, собирать идеи и образы.
— А почему все-таки Патерсона зовут так же, как и город?
— Признаю, это было очень глупо. Но в этом фильме много глупостей! Например, собака, которая съедает стихи. Это же нелепость! А самой большой проблемой для героя становится сломанный автобус — опять нелепость. Так что давайте признаем, что это нелепый фильм.
Если серьезно, то я впервые оказался в Патерсоне более 20 лет назад из-за поэмы Уильяма Карлоса Уильямса. Патерсон находится довольно близко от Нью-Йорка, но про него никто ничего не знает. Я гулял по тем же местам, по которым гулял в итоге герой моего фильма, видел те же пейзажи, проходил мимо тех же заводов. В самом стихотворении, которое привело меня в город, я многого не понимал. Признаюсь честно, мне больше по душе ранние стихи Уильямса, но в самом начале, где говорится про водопад, есть метафора, которая описывает город как человека. И эта метафора застряла у меня в голове, мне очень понравилось это сравнение города и человека. Но, конечно, в итоге я превратил эту красивую метафору в очередную нелепую шутку, решив назвать героя Патерсоном. Патерсон — довольно распространенное имя. Наверняка в городе Патерсоне есть люди по имени Патерсон. Вот и вся история.
«Патерсон»
— Героями ваших фильмов часто становятся аутсайдеры, люди, которых никак нельзя назвать нормальными. На этот раз перед нами пара аутсайдеров или все же это самые что ни на есть нормальные люди?
— В прошлом я снимал фильмы об аутсайдерах, которые противостоят системе, борются, но Патерсон и Лора просто живут. Не знаю, почему на этот раз я выбрал именно таких персонажей. Они оба из рабочего класса, при этом в них много творческой энергии. Ведь все люди интересны чем-то. Мы просто не знаем, что водитель автобуса рисует картины, например. Я занимался тайчи, и мой наставник Чанг Минг, китаец, еле-еле говоривший по-английски, повторял: «Никогда не суди людей по их внешнему виду. Старушка, которая выглядит как божий одуванчик, легко может надрать тебе задницу!» Бездомный, спящий под куском картона, может оказаться физиком-теоретиком. Нельзя судить людей по внешним признакам. В мире так много всего удивительного и странного, надо просто быть открытым этому, а не прикрываться от чудес щитом осуждения.
— Ваши герои выглядят очень счастливыми, а для вас что значит счастье?
— Не знаю, для меня счастье — это то, что сезон вишни повторяется каждый год. То есть в следующем году у нас снова будет вишня! Счастье — это маленькие вещи, секунды; счастье — любить кого-то, гордиться тем, кого ты любишь, или когда твоя собака бежит к тебе, радуясь твоему возвращению домой. Чистые носки! Особенно во время путешествий. Когда у меня заканчиваются чистые носки, это делает меня несчастным!
— Есть мнение, что для творчества необходима драма. Как вы думаете, люди действительно нуждаются в драме? Или писать стихи можно и без этого, как ваш герой?
— Я не думаю, что у Патерсона в жизни нет драмы. В каждом дне есть что-то драматическое — в каком-то больше, в каком-то меньше. Много драмы в жизни девочек-тинейджеров, но это ни о чем не говорит. Это все гормоны и противостояние миру.
— А как же обязательный для драматургии конфликт?
— Говорят, что в истории должен быть конфликт, но я так не думаю. Я не вижу конфликта в фильмах Одзу, например. У него родители грустят из-за того, что их дочь покидает дом. Не люблю все эти штампы в духе «должно быть так, а не иначе».
Фото: Getty Images
— Вы вообще не любитель клише.
— Знаете, «Патерсон» — это не социальная документальная лента, это все выдумка. Реальный Патерсон не самое приятное место: высокий уровень бедности и преступности, ограбления. Жить там сложно. Но я хотел избежать каких-то штампов и клише. Например, в начале фильме Лора рассказывает, что ей приснилось, будто она беременна близнецами, и я не хотел, чтобы в конце ленты она действительно оказывалась беременна близнецами. Мне не нравятся штампы «если так, то так» или «это плохие парни».
Как-то во время съемок фильма «Пес-призрак» мы столкнулись в Джерси с местными гангстерами. Они владели улицей, на которой я собирался снимать. И они такие (Изображает манеру речи.): «Так, покажите нам, где ваш босс. Пусть подойдет и перетрет со мной!» Я пошел с ними разговаривать, рассказал про фильм, про героя-самурая, признал, что это их территория, и объяснил, что мы просто хотим ее использовать. Упомянул, что у нас снимается Форест Уитакер, сейчас он придет. И они были в восторге. Они окружили его и рассказывали про все его фильмы, которые смотрели, а мне в итоге сказали: «Снимайте, мы пока вас тут прикроем». Они не собирались нас убивать или калечить. Просто у них такая жизнь, и надо относиться с уважением к законам чужого мира. Не судить его. Ну, а потом они все сели в какую-то совсем некрутую тачку. Она выглядела, как тачка чьей-то мамы, и я даже как-то посочувствовал им.
— Патерсон тоже не судит.
— Патерсон открыт миру, поэтому он не судит. Он водит автобус, в котором ездят самые разные люди: школьники, рабочие, пьяницы. А он просто наблюдает за ними.
— Беседы в автобусе — это импровизация? Или они все были прописаны вами?
— Я выдумал их все, кроме одной — той, где двое мужчин обсуждают женщин. Ее я подслушал много лет назад в закусочной. За мной сидели два парня, на вид абсолютные мачо, и обсуждали свои отношения с девушками. Это было так комично: такие мачо и одновременно лузеры. «Да, я знаю, чего она хотела. Она пришла ко мне вся при параде, в облегающем свитере!» — «Ну а ты?» — «Ну, я был уставшим, так что пошел в душ, и она ушла». Эти истории я записал, а остальные придумал. А для беседы об анархизме я пригласил актеров из фильмаУэса Андресона «Королевство полной луны».
— А история про итальянских анархистов реальная?
— Конечно. Патерсон был основан Александром Гамильтоном как индустриальный город, но вместе с тем он стал городом рабочего активизма. В 1845 году тысячи рабочих Патерсона вышли на забастовку, многие из них были несовершеннолетними. Они требовали сокращения рабочего дня и улучшения условий труда, но в итоге проиграли. Правда, рабочий день им сократили с 14 до 11,5 часа. В общем, история активизма, а затем и анархизма — это часть реальной истории города.
Фото: Getty Images
— А как же плакат Игги на стене? Реальный?
— Да. Мы дружим с ним уже 25 лет и во время съемок разговаривали по телефону. «О, Патерсон! В семьдесят каком-то году девушки Патерсона выбрали меня самым сексуальным мужчиной на планете!» — рассмеялся Игги. Мы проверили, нашли небольшую заметку об этом в журнале Rolling Stone и решили использовать это в картине. Все, конечно, подумали, что это такое кросс-промо документального фильма об Игги, но нет, это правда.
— Вы увлекались и музыкой, и литературой, а в итоге стали режиссером. Почему все-таки?
— Для меня кино — самый интересный вид искусства по двум причинам. Во-первых, оно ближе всего к сновидениям. Вы заходите в темную комнату, и все картинки и звуки уносят вас далеко-далеко. На самом деле вам даже не надо знать, что все это означает. Вы просто следуете за ними. Во-вторых, в кинопроизводстве есть все: фотографии, дизайн, актерство, музыка, танец, время. Я просто люблю кино. Люблю снимать кино, люблю смотреть кино — и старое, и новое.
— И вы уж точно не из тех, кто кричит, что кинематограф мертв, что его убили франшизы о супергероях.
— Нет, я в противоположном лагере. Книги мертвы, музыка мертва, кинематограф мертв — это все глупости. Пока мы живы, это все живет. Меня упрекают в том, что я ностальгирую, зацикливаюсь на прошлом, но я просто защищаю его, защищаю то, что было сделано когда-то. Если ты молод, это не значит, что тебе не понравится музыка XVI века или художники Раннего Возрождения. Данте называют классиком, но при этом Данте писал уличным, жаргонным языком. Он не претендовал на высокое искусство. Так что всегда нужно помнить про контекст и ретроспективу.
Люди любят говорить, что черно-белое кино мертво. Почему? Только потому, что появился цвет? Когда изобрели фотографию, все кричали, что живопись умерла. Но живопись продолжает жить! Вот у вас есть ноутбук, вы на нем печатаете, но есть и ручка, и ей вы тоже можете пользоваться. Это всего лишь инструменты, и я рад, что у нас есть и то, и другое.
— Как повлияло на вашу работу с Адамом Драйвером его участие в«Звездных войнах»? Как-то это изменило ваши планы или, может быть, даже судьбу вашего фильма?
— «Звездные войны» — что это? Сериал? Шучу, конечно, я знаю. Кайло Рен, световые мечи, все такое. Но он сначала подписал контракт со мной, а потом уже с ними. Или по крайней мере я ничего не знал о его контракте. Я увидел его в фильме братьев Коэн «Внутри Льюина Дэвиса», потом услышал его интервью по радио и понял, что он мне интересен. Мне понравилось, что он служил в армии, а потом поступил в актерскую школу. В нем было нужное мне сочетание рабочего и творческого человека.
Фото: Getty Images
— Интересно просто, как его популярность повлияла на восприятие фильма аудиторией.
— Я понятия не имею, о чем думает аудитория. Она только что выбрала Трампа президентом!
— Вы были за Хиллари?
— Я не фанат Хиллари, но она меньшее из зол.
— Значит, за Берни Сандерса, да?
— Да. У нас был шанс получить президента, который не использует деньги корпорации, говорит то, что думает. Да, он несовершенен, он политик, но он умеет сопереживать. И я думаю, что он победил бы Трампа, но наша избирательная система не работает, она сломана. Хиллари выбрал не народ, а группа людей. Они всё решили за нас и даже не дали нам шанса. Наша избирательная система была создана для защиты рабовладельческого строя и давно устарела, она абсурдна! И если в этой ужасной истории с Трампом и есть что-то положительное, так это то, что люди наконец-то осознают несовершенство системы! Задумаются, почему они могут выбирать только один раз, только из двух людей. Конечно, когда выиграл Обама, никто не возмущался, но лично я жаловался на систему всю свою жизнь.
— Вы переживаете за будущее страны?
— Я переживаю за последующие четыре года. Но пошел он к черту, я тоже американец. Я выдвину Игги Попа в президенты! Я переживаю и из-за Трампа, и из-за людей, которые окружают его. И еще я переживаю потому, что ни он, ни Хиллари ни разу во время дебатов не упомянули проблему глобального потепления. Они оба куплены корпорациями, а значит, могут либо игнорировать эту проблему, либо отрицать, а это одна из самых глобальных опасностей, которая сейчас угрожает человечеству. Теперь у нас во главе страны клоун, в Англии случился Брекзит, во Франции Марин Ле Пен набирает силу. Все это пугает.
— Не думали снимать политические фильмы?
— Нет, я не люблю рассказывать людям, как им жить. В «Патерсоне», после того как собака съедает стихи, японец говорит герою: «Вот чистый блокнот. Все можно начать с начала». Это не послание всего фильма, конечно. Я не хочу проповедовать, я просто наблюдаю. Наша жизнь такая хрупкая. Завтра на нас может упасть астероид, и мы все умрем. И это такая красота — быть здесь, на этой планете, даже в грусти. Когда меня накрывает депрессия, я просто вдыхаю поглубже и думаю: «Мы здесь на этой планете — как это странно и прекрасно!»
— Говоря о депрессии и эмоциях, как вы думаете, кино способно влиять на эмоциональное состояние человека?
— Да, воображение — это самое сильное оружие, что есть у человечества. И в науке, и в изобретениях, и в искусстве, и в архитектуре — все держится на воображении и идеях. Вы можете посадить человека в тюрьму или убить его, но вы не можете убить его идеи. О, кажется я все-таки проповедую, хотя только что говорил, что не люблю это делать. Так вот, пистолеты, ракеты, бомбы — это все ерунда по сравнению с воображением.
— Насколько важна для вас оригинальность идеи?
— Я не очень верю в оригинальность. Считаю, что есть ограниченный набор историй, но бесконечное количество способов их рассказать. И мне вариации интереснее, чем сам предмет. Как сказал Годар: «То, что вы в Америке называете плагиатом, мы в Европе называем оммажем!»
— Ну, и набор персонажей тоже ограничен. Я смотрела оба ваших фильма одновременно — документальный про Игги Попа и «Патерсона». Они совершенно разные, конечно, но их герои так похожи.
— Они оба сами выбирают свою жизнь и сами расставляют приоритеты. Фильмы очень разные и по стилю, и по экспрессии. Один — очень громкий, другой — тихий. Один — дикий, другой — опять же тихий. Но они о людях, которым мир не может диктовать условия. Даже Лора, притом что она вроде как домохозяйка, очень свободна. Она не агрессивная феминистка, не соревнуется ни с кем. Она просто делает то, что хочет. И ее муж уважает в ней это. Мы наблюдаем за ней в течение одной недели. Вообразите, что она может натворить в течение месяца! У нее много энергии.
— А их отношения продлятся долго? Мы поспорили с другом, и он считает, что в фильме показан финал отношений.
— Правда? Как негативно! Не знаю, я думаю, что у них есть потенциал провести жизнь вместе, потому что они принимают друг друга такими, какие они есть. Конечно, в любых отношениях тебе приходится приспосабливаться или адаптироваться, потому что этого требует любовь и уважение, но если ты хочешь, чтобы твой партнер был кем-то другим, то это не сработает. А они точно любят друг друга такими, какие есть.