— Вы знаете, это, конечно, не какое-то конкретное событие, а это просто ряд каких-то событий. Например, сам факт того, что мне пришлось уехать, был связан с запретом религиозной организации «Свидетели Иеговы», одним из коих я являюсь. С точки зрения законодательства Российской Федерации я являюсь опасным экстремистом. Это само по себе уже достаточный повод. У меня, конечно, присутствовали определенные страхи по поводу того, а что если я поеду в Россию, а смогу ли я обратно оттуда уехать – и так далее. Хотя у меня появились возможности поехать в Россию с концертами, но не могу сказать, что у меня на душе было легко, спокойно, светло и радостно в связи с этими предстоящими гастролями. Просто два дня подряд происходили события, которые стали для меня таким сигналом. Первой прошла новость о том, что американское консульство в России сокращает свою дипмиссию, что закрывается прием заявок на интервью в Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Владивостоке и везде, кроме Москвы. Ну и, естественно, это ставило вопрос о том, смогу ли я вообще получить визу. А на следующий день я познакомился с новостью об аресте режиссера Кирилла Серебренникова. И эта история меня тоже очень расстроила. И, в общем-то, я почувствовал, что впереди будут еще какие-то новые события. И что там будет к ноябрю, вообще неизвестно.
Можно ли сказать, что история с Серебренниковым стала последней каплей?
— Это такой серьезный знак.
Для вас это знак чего в первую очередь? Как вы восприняли эту историю?
— Вы понимаете, если говорить конкретно о творчестве Кирилла Серебренникова, то я, наверное, с ним не был знаком. И скорее, о каких-то его делах — прошлых и настоящих — я узнал уже после этого факта. Я не могу сказать, что то, что он делает и собирался делать, что мне это близко и что мы единомышленники. Это не так. Но в то же самое время однозначно понятно, что его арест в связи с этим «хищением» или якобы хищением (это неизвестно) – это возможность свести с ним счеты. Потому что есть люди, которые воруют больше, делают это нагло и безнаказанно, потому что им можно. Но вот какому-то несчастному «режиссеришке» – я позволю себе такое уничижительное высказывание в смысле финансовом, да? Решили как-то с ним решить эти вопросы. Совершенно понятно, что он просто не является фигурой угодной по другим параметрам, и поэтому его пустили под этот распил. Я понимаю, что со мной может быть что-то подобное, потмоу что я человек не с теми взглядами, с неправильными взглядами, скажем вот так вот. И при этом еще такой, который открыто об этом заявляет, что-то там, получается, критикует, кого-то там обвиняет и так далее.
С вашей точки зрения, можно ли сейчас творческому человеку абсолютно свободно работать в России, свободно самовыражаться?
— С точки зрения творческой мне было жаловаться не на что. Наоборот — в России есть много возможностей, есть много людей, с которыми хорошо, удобно и приятно сотрудничать. И в плане каких-то ограничений в своем творчества… я их не видел. Ну и потом, меня это не трогает, я свободный художник: сам рисую, сам сочиняю, сам издаю, сам печатаю практически. Поэтому для меня этот вопрос свободы творчества, он не стоит. Но, видите ли, дело вот в чем: это время подлое. И вот почему. Я недавно был в музее Метрополитен в Нью-Йорке. И там мы обратили внимание на портрет одного деятеля конца XIX-начала XX века. Он был интересен тем, что у него была позиция по какому-то поводу, и у него были оппоненты. И примечательно, что человек вызвал своего оппонента на дуэль, и они решили, что таким образом положат конец этому спорному вопросу, что, условно говоря, Бог или судьба решит, кто из них прав. Понимаете? В этом есть что-то благородное, что-то честное. Люди открыто заявляют о своих взглядах и готовы за это биться, готовы даже отдать за это жизнь. А сейчас не так. Сейчас тебе просто стреляют в спину, в тебя просто стреляют из-за угла, никто не будет разбираться, прав ты или не прав. У тебя просто найдут шесть граммов кокаина — и все.
Когда говорят о свободе творчества, еще задаются вопросом о том, возможна ли эта свобода в контексте сотрудничества с властью.
— Вы знаете, мне сложно об этом говорить. Когда ты ввязываешься в какие-то вещи, связанные с крупными деньгами, конечно же, ты становишься несвободным. Потому что какие-то финансовые нарушения неизбежны. Законодательство Российской Федерации в финансовом смысле довольно усложненное, в нем много дополнительных пунктиков. Я вот сравнил, например, что значит подключиться к Pay Pal здесь и в России. Это две совершенно разные вещи. И понятно, что там, где проходят большие деньги, там обязательно есть какие-то нарушения. Их просто не может не быть, потому что они есть у всех по определению. Потому что просто невозможно по-другому. И если очень захотеть вот так к кому-то докопаться и начать расследовать, то найти какие-то нарушения можно где угодно. А дальше уже вопрос желания и необходимости, хочется заводить дело или нет.
Насколько сейчас разобщено музыкальное сообщество в России?
— Вы знаете, я вообще такой одиночка, я не принадлежу к каким-то сообществам. Есть люди, с которыми я сорудничаю и иногда приглашаю к сотрудничеству других артистов. У меня пока самые положительные впечатления. И мы не стараемся создавать какие-то камни преткновения для общения друг с другом. И вообще я человек маленький. Если говорить о моем размере как артиста, вот звезды бывают огромные, а бывают желтые карлики. Вот я такой желтый карлик, я многого не знаю и не понимаю.
Вы сказали, что времена подлые. А эта подлость сегодняшнего времени, она отражается в том числе на профессиональной среде?
— Это может отразиться, если ты попадешь в число каких-то неугодных. Это может быть не обязательно за творчество, это может быть за то, что ты что-то поддержал или не поддержал. Насколько мне известно, Серебренников имел какую-то серьезную позицию по отношению к Крыму. Это тоже могло быть. Потому что у меня тоже однажды была проблема, когда я отказался от поездки в Крым. Потому что я понял, что это очень нечистая ситуация и, поехав в Крым, я рискую вляпаться в международный скандал. В результате я вляпался в скандал поменьше. Было много неприятного. Условно говоря, если человек активно выступал против этого решения… Знаете, в России же такая поговорка была: «Скажи мне, чей Крым – и я скажу, кто ты». Это вопрос такой, что у людей при приеме на работу спрашивали, чей Крым, и в зависимости от этого решали, они профессионально пригодны или нет. Например, уже какая-то серьезная позиция, которую человек пытается как-то донести или продвинуть, может стать основанием для того, чтобы ему отомстили. Ну, в общем-то, за что-то из этого ему и отомстили. Пришел час, как говорится.
Что для вас станет сигналом для того, чтобы вернуться в Россию или хотя бы возобновить концерты?
— Для меня сейчас существует совершенно четкая ситуация – это запрет «Свидетелей Иеговы». Для меня небезопасно появляться в Росии, потому что я вычеркнут из списка легальных людей. Условно говоря, я не имею права иметь такие взгляды, какие я имею. И эта ситуация продолжает активно развиваться. Я сегодня прочитал новость о том, что где-то на Ставрополье арестовали группу людей, которые ели шашлыки и купались на пляже, по подозрению в том, что они являются «Свидетелями Иеговы». Потому что кто-то донес, что там-то собрались сектанты. И людей задержали. Потом отпустили, конечно, но отпуск-то испортили. Еще одна новость: в Луганске в зале «Свидетелей Иеговы» (хотя они не встречаются уже в залах) нашли какие-то публикации «с нацистской символикой» и какие-то «свидетельства» того, что «Свидетели Иеговы» сотрудничают со спецслужбами Украины. В общем, броня крепка и танки наши быстры, и чем дальше в лес, тем толще партизаны.
Но все-таки, что будет сигналом? Разрешение «Свидетелей Иеговы»? Или что-то еще должно случиться, чтобы вы поменяли решение?
Понимаете, дело все в том, что у меня нет какого-то решения и что я не собираюсь ставить какие-то условия. Кому я вообще нужен? Так, по крупному счету? Просто я сейчас элементарно боюсь. Я опасаюсь за свою свободу, за свою неприкосновенность, а я хочу оставаться активным и способным к деятельности. К сожалению, в Российской Федерации сейчас все это для меня очень вопросительно. Может быть, что-то изменится, изменится политический курс, может быть, какие-то события произойдут. Я не знаю. Но когда станет ясно, что эта угроза либо сильно ослабеет, либо исчезнет вообще.