Испробовав за 20 лет едва ли не все существующие политтехнологии (в связи с чем с горизонта исчез проштрафившийся на ниве непризнанных псевдогосударств Владислав Сурков, утратил часть влияния нынешний спикер Госдумы Вячеслав Володин, ослабил позиции куратор внутренней политики Сергей Кириенко), Путин решил распрощаться с постсоветской конструкцией России как таковой.
Это вполне понятно: провалы даже на контролируемых выборах и сомнительный до анекдотичности «референдум» продемонстрировали, что на восьмом году стагнации доходов, начавшейся с возвращением Путина в президентское кресло, власть утратила связь с настроениями масс. Население, прежде всего за пределами Москвы и ее агломерации, все слабее реагирует на впрыскивания ненависти с телевизионных экранов. Эпидемия и противоэпидемические меры (едва ли не впервые заставившие прижимистого Путина пойти на поводу у Навального в вопросе компенсационных выплат) резко повысили градус раздражения в российском социуме.
Изнасилованная поправками конституция санкционирует ликвидацию любой самостоятельности и субъектности на всех уровнях и во всех ветвях-вертикалях российской системы власти, а кроме того, утверждает идеологемы великоросского шовинизма и истеричного клерикализма, генерируемого утратившей влияние в обществе РПЦ, чьи купола покрылись трещинами расколов. Путин откровенно равняется на Николая I, но объективно начал выглядеть как Николай II, только в пошитом китайцами сталинском френче и в ржавых очках Андропова.
Наибольшую опасность эти компоненты агонизирующей российской машины власти представляют для стран-соседей, суверенитета которых Москва не признает.
Если признать самоочевидной податливость Беларуси и Молдовы в качестве новых направлений как гибридной, так и прямой агрессии России, то наиболее слабыми звеньями выглядят три совершенно разные страны. С точки зрения вмешательства во внутренние дела с целью исказить результат выборов или подорвать к ним доверие – это все те же США, где президент Трамп, похоже, не считает Россию отдельной проблемой. С позиции вовлечения в российские интриги на основе использования излишних амбиций и своеобразного стокгольмского синдрома – это Франция, чей президент, вероятно, вновь планирует посетить Москву. Наконец, в рамках прямой вооруженной агрессии – это Украина, чей политический ландшафт ныне разрыхлен в достаточной степени недальновидной риторикой властей и тяжелым наследием применения разрушительных политтехнологий в ходе прошлогодних избирательных кампаний.
Leave a Reply