Американские эксперты предсказывают, что у китайской стратегии «мягкой силы», основанной на развитии экономических связей, есть шансы на успех в Афганистане
Когда Талибан впервые пришел к власти в Афганистане в 1996-м году, власти Китая отказались официально признавать группировку и закрыли свое посольство в Кабуле. Теперь, четверть века спустя, китайское правительство совсем по-другому реагирует на возращение талибов в Афганистан, поскольку сейчас официальный Пекин преследует в этой стране собственные интересы.
В «Поднебесной» пристально следят за тем, как исламистская группировка Талибан устанавливает власть в Афганистане. Не далее, как две недели назад, еще до взятия талибами Кабула, руководство МИД КНР приняло делегацию талибов в китайском городе Тяньцзинь. Такое отношение со стороны Пекина и слова его министров о «важной роли» Талибана в Афганистане – демонстрируют неподдельный интерес к афганским событиям.
«Перед Китаем стоит вопрос относительно будущего Афганистана, будущего их отношений. Мы, американцы, эту проблему не решили, мы не сделали Афганистан более стабильным, – говорит Дэн Марки (Dan Markey), профессор политологии в Университете Джонса Хопкинса. – Насколько я знаю, часть китайцев, быть может несколько самонадеянно, полагает, что они могут взять Афганистан под контроль с помощью финансовых ресурсов и инвестиций. Но мне кажется, что Афганистан останется постоянным раздражителем для Китая, а возможно – и для стран Центральной Азии, и для Пакистана. Для них Афганистан – это как большой кавардак на заднем дворе, то есть не совсем то, или совсем не то, на что они рассчитывали».
В годы первого правления Талибана в Кабуле Пекин не терял из виду события в Афганистане. За эти годы, Китайская Народная Республика стала азиатской супердержавой. Экономика КНР за 20 лет выросла примерно с 9 до 15 трлн долларов. Ни один крупный экономический проект в Азии не осуществляется сейчас без оглядки на Китай.
Инициированная Пекином организация международного сотрудничества «Шелковый путь» (известная также как «Один пояс – один путь») призвана трансформировать экономические отношения на всем азиатском континенте. Один из трансевразийских экономических коридоров в рамках этой инициативы пролегает и через Афганистан. Терять важные торговые связи из-за смены режима в Кабуле власти КНР явно не намерены.
«Правительство Китая было одним из немногих, кто установил и поддерживал связи с Талибаном и раньше. В 1999 году МИД КНР послал в Афганистан делегацию, которая встретилась с руководством талибов. В 2000 году посол КНР в Пакистане встретился с муллой Обмаром – это большая редкость для тех стран, где мусульмане не составляют большинство, – напоминает Шон Робертс (Sean Roberts), политолог столичного Университета Джорджа Вашингтона. – И в наши дни, совсем недавно, делегация талибов встречалась в Китае с представителями МИД КНР. Пекин преследует все те же цели: не допустить, чтобы нестабильность в Афганистане перекинулась на Пакистан и Центральную Азию, где у Китая большие финансовые интересы, включая инициативу “Один пояс – один путь”, транснациональные трубопроводы и многое другое».
Разумеется, указывают эксперты, здесь нельзя забывать о роли Пакистана. Хотя Вашингтон традиционно считает эта страну своим союзником, исторически Пакистан поддерживает очень тесные связи и с Китаем, и с Афганистаном. У обеих стран есть широкие возможности развития неофициальных каналов через Пакистан. Теперь, со сменой власти в Кабуле, эти каналы могут активизироваться.
«В Афганистане можно сейчас наблюдать некоторый геополитический вакуум, возникший в результате того, что США и их западные союзники покинули страну, – отмечает Хасан Каррар (Hasan Karrar), политолог и научный сотрудник Университета Лахора в Пакистане. – Я не стал бы предсказывать, что этот вакуум сразу же заполнит Китай, но, несомненно, такая ситуация создает возможности – как для КНР, так и для России и для других стран, сохраняющих в Афганистане дипломатические представительства – выждать и постепенно заполнить этот вакуум. Не думаю, что мы увидим с их стороны агрессивную, жесткую конкуренцию за влияние – скорее выжидательную позицию с надеждой на нормализацию обстановки и со стремлением увидеть, какой характер управления изберет новая власть».
Пока что, в отличие от коалиции западных союзников во главе с США, Пекин явно предпочитает использовать в Афганистане «мягкую силу», возвышая свой статус и принижая имидж Соединенных Штатов, отмечают эксперты. Китайская пресса в эти дни изобилует фразами о том, что захват Кабула талибами – это, цитата, «конец гегемонии США», и что бегущие в аэропорт толпы людей знаменуют «закат американской империи», как выражаются государственные издания КНР. Это означает, что Афганистан под контролем талибов может стать тестом на эффективность китайской модели расширения мирового влияния.