Эксперты из США, Великобритании и Украины оценивают применение авиации и средств ПВО в российско-украинской войне
1 июля 2022 года США впервые анонсировали предоставление Украине систем противо-воздушной обороны (ПВО) средней дальности. Это NASAMS: норвежско-американские установки «земля-воздух», поступившие на вооружение НАТО в 1998 году. Прежде чем, они окажутся на фронте, украинским расчётам ещё предстоит пройти сравнительно долгий курс подготовки. Однако решение привлекло внимание экспертов, многие из которых оценивают его, как переломное.
Чем «закрыть небо»?
Несмотря на многочисленные просьбы Украины «закрыть небо» от путинских ястребов, предоставить боевые самолеты и средства ПВО средней и большой дальности, Запад до сих пор давал Украине в основном лишь знаменитые Стингеры (FIM-92 Stinger) производства компании Raytheon Technologies.
Вопреки общему мнению Stinger запускается не только с плеча: его можно устанавливать на автомобилях, бронемашинах и даже вертолетах и беспилотниках (модификация ATAS или неофициально — AIM-92), однако его дальность стрельбы не превышает 8 км при высоте цели до 3.5 км – то есть это оружие ближнего боя, применимое в основном против вертолётов и штурмовиков, осуществляющих непосредственную поддержку наземной операции. Но главное – любой переносной зенитно-ракетный комплекс (ПЗРК) практически бесполезен против крылатых ракет и быстролетящих целей. Тем не менее у Stinger’а, чьё название стало нарицательным на русском языке – история противостояния советской авиации еще со времён Афганистана и Анголы.
С тех пор технический прогресс шагнул вперёд, и по мнению известного военного историка и авиационного инженера Марка Солонина, современная война стирает грань между самолётом, беспилотником, ракетой и крылатой ракетой: использование всего комплекса летающего оружия превратилось в цельную взаимодействующую систему и требует такой же системной защиты.
По мнению историка, Stinger’ы сыграли важную роль на первом этапе российско-украинской войны, когда Россия еще активно применяла авиацию во фронтовом режиме. Точное число поставленных ракет не доступно в открытых источниках, потому что собирали их буквально по принципу «кто сколько может»: устройства предоставили не только США, но и Италия, Латвия, Литва, Нидерланды, а компания-производитель даже вынуждена была заявить, что не сможет увеличить производство ранее 2023 года в связи с трудностями в цепочках поставок и подготовкой к переходу на новую модель.
Кроме Stinger’ов в Украину поставляют и британские комплексы Starstreak, которые тоже относятся к категории MANPADS (man-portable air-defence system, аналог русского термина ПЗРК). Хотя Starstreak и весит почти как Stinger (14 килограмм против 15), у него есть как минимум две интересных особенности: отсутствует боеголовка (тогда как Stinger несёт один килограмм взрывчатки): поражение происходит тремя «дротиками» по 0.9 килограмма за счёт энергии удара. Но главное – если Stinger наводится сенсором тепла на двигатель самолета и его можно обмануть «контрмерами», то Starstreak управляется вручную – по технологии SACLOS (Semi-automatic command to line of sight – полуавтоматическое управление по линии визирования). «Проще говоря, — объясняет эксперт Марк Солонин, — оператор постоянно должен держать цель в перекрестье «прицела», а это очень трудно, если цель быстролетящая. У оператора может быть всего 6 – 7 секунд». Зато Starstreak нельзя обмануть с помощью тепловых или радиолокационных помех. Его радиус действия сопоставим со Stinger’ом: до 7 км по горизонтали и столько же по вертикали.
На этом фоне система NASAMS выглядит качественно иной. Она использует хорошо зарекомендовавшие себя самонаводящиеся (через радар) ракеты AIM-120 — Advanced Medium-Range Air-to-Air Missile (AMRAAM; усовершенствованная ракета класса «воздух-воздух» средней дальности), которые давно применяются на истребителях.
Твёрдотопливная ракета весит 152 килограмма при длине 3.7 метра, несет боеголовку весом 18 – 23 килограмма, но главное – разгоняется до четырёх скоростей звука (Mach 4), это примерно 4900 километров в час. Такая скорость позволяет ей работать не только против самолётов, но и против более быстролетящих целей, так что NASAMS потенциально способен защитить практически от всего, что летит со стороны России, включая самолёты, вертолеты, беспилотники (в том числе ударные) и крылатые ракеты — на расстоянии 25 – 50 километров в зависимости от модификации и на высоте до 21 километра. Наведение комплексное и включает в себя не только радар с доплеровским эффектом, но и электро-оптический сенсор, термографическую камеру, функцию быстрого самоотключения для того, чтобы затруднить обнаружение и т.п.
В истории применения NASAMS есть несколько любопытных эпизодов: например, в 2005 году система развёртывалась для дополнительной охраны воздушного пространства над Вашингтоном во время президентской инаугурации, а также применялась для защиты воздушного пространства вокруг Белого дома.
Комментируя решение о поставке NASAMS, представитель Министерства обороны США сказал: «Эта система… является системой НАТО, поэтому для нас важно начать помогать украинцам переводить свои ПВО с систем советского типа, которые со временем будет всё сложнее поддерживать запасными частями, на современные технологии… Это поможет Украине защититься от агрессивных воздушных атак России». При этом представитель признал: «Украинцы проделали великолепную работу по использованию своих существующих систем противовоздушной обороны»… Речь шла о системах «Печора», «Куб», «Бук», «Тор» и «С-300», которых могло остаться в Украине со времен СССР по несколько десятков каждой, однако точных данных о числе боеспособных экземпляров, а главное – о наличии ракет для них – в открытом доступе нет. Впрочем, большинство систем давно устарели: так, например, С-125 «Печора» поступила на вооружение в 1961 году, а «С-300» — в 1975. Определённое число «С-300ПМУ», которые эксперты называют «громоздкими, но всё ещё эффективными», Украине уже во время войны передала Словакия.
Серьезным вопросом защиты украинского неба является не просто количество поставленных западных систем, а их интеграция в существующую сеть, не так уже и плохо справившуюся со своей работой.
«Чтобы говорить предметно, надо знать какая именно модификация «C-300», где именно и в каком количестве развернута, а это закрытые данные, — говорит ветеран ВВС США Дэвид Росс (David Ross), бывший пилот F-15, выполнявший боевые миссии на различных театрах, включая Ближний Восток, Юго-Восточную Азию и Европу, а также участвовавший в планировании операций. – Но они явно технологически совместимы с существующей украинской инфраструктурой, а NASAMS нужно туда встроить. Трудно сказать, насколько эффективно они могут быть связаны друг с другом и со всей украинской сетью обмена данными. Это задача скорее для норвежских инженеров, чем американских. Но я абсолютно уверен, это лучше, чем ничего, а главное — действительно хорошо для поднятия морального духа и для политической поддержки».
«Полезность этих систем в конечном итоге будет зависеть от качества их операторов, от их способности пройти обучение, — продолжает Росс. – От командиров, которые управляют интегрированной сетью противовоздушной обороны в Украине, чтобы связать эти узлы в единую информационную картину».
«Сложность и уникальность российско-украинской войны заключается в том, что и у России, и у Украины имеются относительно надежные системы ПВО, из-за чего и России, и Украине очень трудно получить даже локальное превосходство в воздухе, — считает британский военный эксперт Гарри Халим (Harry Halem), сотрудничавший с Лондонской школой экономики и с центром американских военно-морских сил в Гудзоновском институте (Hudson Institute’s Center for American Seapower). – Вот почему мы не видим традиционных для других театров крупных авиаударов по вражеским линиям обороны ни с одной из сторон. И это в свою очередь одна из причин тупика, который мы видим сейчас на фронте. В начале войны русские также очень плохо справлялись с тем, как украинцы использовали свои беспилотные летательные аппараты: для разведки, наводки и иногда для сброса небольших бомб. Но этот баланс очень изменчив, и он будет постоянно колебаться по мере того, как обе стороны приспосабливаются к технологиям, которые использует противная сторона».
Использование более современных систем ПВО/ПРО критично для политического контекста войны: «Западные системы противовоздушной обороны способны действительно предотвратить удары русских по территории Украины с использованием дальнобойных крылатых боеприпасов, — говорит Гарри Халим. — Если это начнет происходить, то русские, наконец, потеряют свое главное орудие устрашения украинцев, что вызывает ужас среди населения – обстрелы городов, подобные тем, которые Гитлер осуществлял по Лондону ракетами «Фау-2». И тогда русским придется искать другой способ сеять ужас среди украинского населения», который, как кажется российским политтехнологам, может помочь им сместить правительство Владимира Зеленского, проявившее в отношении агрессии России нежданную твёрдость».
Авиация против авиации
Другим способом закрыть украинское небо от российских стервятников является использование истребительной авиации.
В какой-то момент вопрос поставки в Украину сохранившихся в странах НАТО (Словакии и Польше) МИГ-29 обсуждался очень активно. В открытых источниках сообщалось о поставке «частей» самолётов, однако в целом администрация США высказывалась критически к идее поставок в Украину авиатехники.
Данные о количестве имеющихся в распоряжении Украины боевых самолетов противоречивы. Считается, что до нападения России в Украине имелось 36 МИГ-29, 34 СУ-27, 31 СУ-25, 14 СУ-24. Плюс их учебные версии («спарки»), вертолёты и транспортная авиация. Если подсчитать сообщения военного ведомства России об уничтоженных украинских самолётах, то получится, что весь авиапарк был уничтожен уже несколько раз, поэтому приводить эти цифры вообще бессмысленно. Генерал-лейтенант ВВС США в отставке Дэвид Дептула (David Deptula) приводил в «New York Times» цифру в 55 действующих истребителей (то есть, видимо, одних МИГ-29), что косвенно может говорить о поступивших из Словакии и Польши бортах.
Поставки западной авиатехники в Украину всерьез не обсуждались вообще. Причин несколько. Из неполитических необходимо выделить следующие: во-первых, необходимость создания дорогостоящей наземной инфраструктуры обслуживания и ремонта. Во-вторых – создание совместимой наземной инфраструктуры управления и координации боевых миссий. В-третьих – необходимость продолжительного тренинга для пилотов.
«Например, курс обучения пилота F-15 занимает шесть месяцев, — рассказывает Дэвид Росс. – После этого уже в авиационной части – месяц на то, чтобы «ввестись». После этого пилот сможет выполнять простейшие полёты в качестве ведомого, и потребуется еще год-полтора, чтобы он стал способен увидеть большую картинку в её целом. Самолёт нельзя рассматривать, как кран, тупо поднимающий и бросающий бомбу: такой «артиллерийский снаряд» окажется очень дорогим».
Дэвид Росс летал на восточно-германском МИГ-29 и может сравнить его с западной техникой. «Мне очень понравился обзор из кабины, особенно это удобно на заходе; многого стоит остроумный перископ в задней кабине [Росс летал на «спарке»]. Прекрасный профессиональный инжиниринг: всё в кокпите на своих местах. Но по сравнению с концепцией F-15, МИГ гораздо больше полагается на управление и целеуказание с земли. Пилот больше подчинён руководителю полётов, который должен сам выбрать для него цель, указать расстояние и так далее». Кстати, этот подход свойственен всей советской и российской системе: не только военной, но и гражданской авиации и даже космонавтике. Летчик, по сравнению с руководителем полётов, имеет в восточной концепции гораздо меньше прав в принятии решений, чем на Западе. Таким образом, Росс считает поставки американских боевых самолётов в Украину чем-то совершенно нереальным – причем вовсе не по политическим причинам. Просто «время и ресурсы, которые уйдут на этот проект, дадут больший эффект, если их приложить в другой военной сфере».
С этой точкой зрения не согласен военный историк и – что важно – опытный авиационный инженер по первой профессии и образованию – Марк Солонин. Ссылаясь на свои источники среди военных летчиков-инструкторов в Украине, он считает, что «лётчик второго класса, отлетавший на МИГ-29 пять – шесть лет» освоит самолёт класса F-16 за месяц. Правда, Солонин оговаривается: речь идёт о полётах на патрулирование или о запуске «умных» ракет, действующих, как AIM-92, по принципу: «выстрелил и забыл» — а не о «ближнем воздушном бое с визуальным маневрированием, использованием пушки и тому подобное».
Солонин приводит исторический пример. Первое и второе вторжение России в Украину часто сравнивают с нападением СССР на Финляндию. Так вот, только после третьего вторжения летом 1944 года Германия, наконец, впервые предоставила Финляндии самолёты Messerschmitt Bf-109. «Курс переподготовки финских летчиков занимал два дня: они прилетали на транспортном самолёте в Германию, им давали пару раз слетать по кругу… После этого финны стали бить российскую авиацию в соотношении пять к одному, шесть к одному. Причём это подтверждённые потери, — говорит Марк Солонин. – Когда над головой мирное небо и над головой не капает – то это, может быть, и год. Но когда идёт война – все происходит интенсивнее».
«Украинцы очень быстро научились осваивать новые системы вооружения, это их принципиальное преимущество над русскими», — считает британский эксперт Гарри Халим.
Марк Солонин напоминает, что ракеты AIM-92, которые использует NASAMS, первоначально были созданы как ракеты класса «воздух-воздух», поэтому если их разместить на F-16 (наиболее лёгкий самолёт НАТО), то с учётом его радиуса действия Украина получит мобильный и эффективный комплекс ПВО. При этом экстраординарных навыков ведения воздушного боя или действий по наземным целям от пилотов не потребуется, ведь они будут летать над своей территорией в тени своих наземных ПВО, а воздушные бои (так называемые dog fights), которые были визитной карточкой Luftwaffe во Второй мировой войне, совсем не характерны для действий ВВС России: ни раньше, ни тем более теперь.
Более того: классический воздушный бой двух или нескольких пилотируемых самолетов, как и непосредственное огневое сопровождение на линии фронта вообще постепенно уходят в прошлое, считает Марк Солонин: «Мы наблюдаем, как пилотируемая авиация начинает вымирать. Также, как в середине прошлого века вымерли как класс морские линкоры – эти монстры с водоизмещением 50 – 70 тысяч тонн, которые оказались вдруг очень уязвимы, несмотря на всю их броню и вооружение. Истребитель пятого поколения стоит по разным оценкам 80 — 170 миллионов долларов за штуку. Плюс цена подготовки летчика. Плюс стоимость наземного обслуживания, аэродрома… А потом его сбивает бородатый моджахед в халате, боец территориальной обороны или ополченец ракетой, запускаемой с плеча, которая стоит порядка 70 — 80 тысяч. И даже если надо израсходовать десяток Stinger’ов на одно попадание, то их стоимость ничтожна по сравнению с ценой самолета».
«Нынешняя война со всей очевидностью показывает, что главными средствами огневого поражения с воздуха становятся самые разные беспилотные летательные предметы (беспилотники, крылатые ракеты, баллистические ракеты, управляемый дальнобойные снаряды). Пилотируемый самолет вытесняется. Это не значит, что он уйдет навсегда, но просто у него останется более узкий круг задач, которые он теперь будет решать, — утверждает Марк Солонин и добавляет: — С самого начала войны я нахожусь то в Киеве, то в Виннице. Они, как вы знаете, подвергаются ракетным обстрелам. Но я еще ни разу не видел в небе российского боевого самолёта».
«Конечно, потеря 50 или 60 бортов не является для России большой проблемой, но им стало понятно, что если они будут продолжать в стиле Вьетнама, то 50 быстро превратится в 500, — продолжает историк. – Война меняется, и если во Второй мировой войне три четверти самолётов было сбито в воздушных боях, то теперь для самолёта гораздо опаснее ракета ПВО. У Украины было значительное число еще советских ПЗРК. Затем поступили Stinger’ы, Starstreak… При такой насыщенности поля боя появление над этим полем пилотируемого самолета слишком рискованно, и русские это поняли. Их команда вынуждена была резко сократить использование авиации непосредственно над полем боя и тем более сократить практически до нуля использование пилотируемой авиации для нанесения ударов в глубине украинской территории по объектам инфраструктуры. Эти задачи решаются исключительно беспилотными средствами: крылатыми и баллистическими ракетами».
«Наземные системы ПВО, пожалуй, самые важные на этом этапе войны. В долгосрочной перспективе именно они будут определять, перейдет ли одна сторона в наступление и получит ли она превосходство в воздухе в этот момент», — резюмирует военный эксперт Гарри Халим.
Что такое SEAD и почему его не было
Любая крупная военная операция начинается с подавления средств противовоздушной обороны противника (Suppression of Enemy Air Defenses, SEAD). Дэвид Росс говорит о действиях ВВС России: «В 2006 – 2007 году мы стали наблюдать повышенный уровень российской военно-воздушной активности, особенно в северных регионах НАТО — после 15 или более лет недостатка инвестиций, очень низкой активности и подготовки внутри российских ВВС. Поэтому некоторые наблюдатели были удивительны тем, что российские наступательные воздушные операции, похоже, все еще очень плохо скоординированы с сухопутными войсками. Казалось бы, можно было ожидать очень последовательной и крупномасштабной операции с целью добиться деградации украинских ВВС и ПВО с тем, чтобы затем получить свободу действий в рамках кампании по поддержке сухопутных войск в их быстром продвижении, устранении препятствий на их пути. Задача такой операции — ослепить противника, забрать по крупицам все его радары. Атака включает в себя уничтожение наиболее важных узлов вражеской сети: сенсоров и сетевых устройств, которые передают эту информацию. А после этого – уже уничтожить собственно средства ПВО и заодно добить те излучатели, которые не смогли сразу. Это всегда первая задача – это уничтожение оборонительных механизмов противника — то, что мы называем интегрированной системой противовоздушной обороны, которая позволяет обороняющейся стороне воспринимать воздушную картину в целом и реагировать на нее».
Марк Солонин рассказывает, как это было в реальности: «Я живу в пригороде Киева, достаточно близко от меня — военный аэродром Васильков, который российское командование в полном соответствии с учебником пыталось уничтожить в первые дни войны вместе с базировавшимися там самолётами. Однако за четыре — шесть часов до начала российского вторжения украинским воздушным командованием была проведена операция по рассредоточению авиации, причем все это готовилось заранее: посадочные площадки готовились годами… В результате в ночь на 24-е февраля на аэродроме не было ничего, кроме самой взлетной полосы: ни самолетов, ни зенитных ракетных комплексов. Всё было сделано исключительно грамотно. Более того: в первые часы было принято решение о радиомолчании: значительная часть украинских радиолокационных систем не включались или работала только в пассивном режиме [без излучения, которое позволяет средствам радиоэлектронной борьбы обнаружить радар], и в результате первый удар противника (а по имеющимся оценкам западных экспертов в первый день россияне отстреляли по нам 160 крылатых и баллистических ракет) не уничтожил ни украинской авиации, ни ПВО», — заключает Марк Солонин.
Российская пропаганда уже 5 марта отрапортовала о достижении превосходства в воздухе и подавлении средств ПВО Украины. Однако, на самом деле этого не случилось: в тот же день, по данным открытых источников, Москва потеряла минимум десять самолётов. Уже 11 марта генерал Дэвид Дептула, бывший пилот F-15, имеющий более 400 часов только боевых вылетов и главный планировщик воздушной части операции «Буря в пустыне», сделал вывод в статье в «New York Times», что российские ВВС не смогли добиться превосходства в воздухе.
Конечно, численное превосходство в небе – на стороне России. По мнению генерала, украинская авиация совершала 10 – 15 боевых вылетов в день против в среднем 250 российских). И тем не менее «украинские ВВС — это то, о чем русским нужно сильно задуматься», формулирует Дэвид Росс.
«Украина в значительно степени поддерживают боеспособность своего ПВО до сих пор, — продолжает Росс, — Она оказалась трудной мишенью для русских». По мнению Дэвид Дептула, «впечатляющие результаты украинских пилотов помогли компенсировать численное превосходство россиян». Вплоть до сегодняшнего дня российская авиация после потерь и неудач первых недель старается держаться подальше от украинского воздушного пространства, запуская ракеты из района своих аэродромов базирования где-то под Курском или же над Каспийским морем. «Единственный способ, с помощью которого русские еще могут преодолеть украинскую ПВО и проникнуть внутрь страны — это нанесение ракетных ударов с большого расстояния», — констатирует Гарри Халим. А задача непосредственной поддержки наземной операции полностью отдана артиллерии.
«Когда у вас 15, 20, 30, 60 или более самолетов в воздухе одновременно – самая сложная задача это скоординировать их друг с другом, — продолжает свой рассказ пилот F-15 Дэвид Росс. – Это задача системы командования и управления. И мы ни разу не увидели, чтобы русские так летали. Вместо этого, чтобы подавить украинские ПВО средней дальности, они стали проводить операции на малой высоте, чтобы как-то защитить себя, будто они и не могли, и не хотели получить господство в воздухе над полем боя». На малой высоте они довольно легко становились жертвами уже упомянутых Stinger’ов.
Первые примитивные операции, подобные SEAD, были осуществлены еще во время Второй мировой войны, когда участники боевых действия предпринимали попытки вывести из строя наземные радиолокационные станции противника. Но настоящим пионером концепции SEAD стали США. Во время войны во Вьетнаме эта задача выполнялась специальными самолётами — F-105G Thunderchief и A-6B Intruder – под управлением специально обученных пилотов. Как отмечают эксперты, четверть всех боевых вылетов американской авиации в исторически недавних операциях были миссиями SEAD.
«Ещё в 2008 году в Грузии была заметна плохая работа российских ВВС, — продолжает Дэвид Росс. — Они понесли много потерь, и через четырнадцать лет после разочаровывающего выступления на Кавказе я ожидал, что они добьются большего успеха в Украине, сделав свои силы более взаимодополняющимися и оперативными. Факты этого не подтверждают. Отчеты показывают большой объем нескоординированных действий между авиацией и сухопутными войсками». Дэвид Росс подчёркивает: для проведения операций SEAD пилоты должны проходить совсем другой тренинг, у России таких людей нет.
«Выполнение таких миссий требует большой подготовки, опыта и т. д. У русских просто не оказалось нужного человеческого капитала. И это одна из основных причин, по которой у них возникают теперь проблемы. Дело не в том, что советские технологии хуже, дело в необходимости гораздо более серьезной и качественной подготовке пилотов истребителей и бомбардировщиков», — считает военный эксперт Гарри Халим.
Дэвид Росс, налетавший на своём F-15 тысячи часов и выполнивший немало реальных боевых миссий, мысленно пытается поставить себя сегодня на место украинских пилотов: «Все миссии, в которых я участвовал, происходили за много-много тысяч миль от моего дома… Я не могу себе представить, каково этим ребятам в Украине – которые буквально пролетают над собственным домом и прикрывают его… Это другое чувство удовлетворения и долга для лётчика – когда ты можешь сесть в свой самолет, запустить двигатель и взлететь, чтобы в прямом смысле слова защитить свою семью, свою землю… После всего этого ужаса, бомбежек, обстрелов, о которых мы узнали за последние месяцы, было бы большой честью для лётчика иметь возможность взлететь и что-то с этим всем сделать… Думаю, я был бы очень взволнован, окажись я в такой ситуации».
«Как командир, я говорил перед вылетом, — продолжает пилот F-15. — «Мне очень нужно, ребята, чтобы вы сегодня вернулись! Потому что после того, как вы подниметесь в небо сегодня, чтобы сделать все возможное для победы, вы должны будете повторить то же самое и завтра»».