Виталий Рождаев
У Стругацких был и другой вариант Арканара о котором мало кто знает сейчас. Рассказ, написанный в 1963 году пролежал на полке у братьев до 1993 года, после чего был опубликован, но не вызвал особого интереса. В этой версии сюжета, появившейся незадолго до «Трудно быть богом», обыгрывается ситуация, когда Земляне все же рискнули помочь правителю одного из феодальных государств, выступив в роли официальных прогрессоров. Но помощь как оказалось ни к чему не привела.
Безысходность прогрессорской деятельности Стругацкие рассматривали как фатальную данность, не вполне резонно считая, что модернизация общества практически невозможна, для этого необходимо, чтобы человечество перешло на некую новую ступень, должны появиться новые люди. Эту идею они начнут развивать позже в «Гадких лебедях» и «Отягощенных злом». В последнем впервые мы увидим не только «новых людей» сейчас, но и подвижников прошлого и даже обоснование – откуда они взялись.
Герман, посчитав идею мессианства и «ариев будущего» незаконченной, а главное утопичной, строит другой мир – традиционный для него и безжалостный. При этом контрастом обществу Арканара у него выступает не ученый Будах, которого Румата вытаскивает из Веселой башни, сам не понимая до конца зачем, а барон Пампа. Логичным образом понимая, что в мире бедности, порока и страха победить, и вести за собой может только сильный не сомневающийся человек, сила которого происходит от избытка, и этой силой он готов делиться со всеми, имеющими избыток.
Избыток силы, избыток доброты, избыток любви – вот что нужно Арканару, вот что является противопоставлением, а не ученые. Важно не наличие знания как таковое, важно не сбережение знания, важна его передача и возможность использования, чтобы производить новое знание. Ученые никогда не построят справедливое общество – заявляет Герман. Их всегда будут топить в символичных нужниках, поскольку они сомневаются, а это другая категория жизни – отшельничество, одиночество, а оно, как известно не создает государства и общества.
Барон Пампа с точки зрения Руматы – ребенок. Честный, веселый и огромный, бесстрашный. Его даже порют розгами в Веселой башне, от чего он плача жалуется как младенец Румате. Он не зол, он расстроен, но собираясь выйти из тюрьмы не убивает врагов одного за другим, а отпихивает их как мух. В итоге мухи его убили.
Он бесстрашен, бесстрашен как все дети и искренен. Герман видимо делает акцент на этой искренности и детской непосредственности барона, как ключевом отличии. Христос тоже был большим ребенком. Барон мог бы быть однозначно вожаком крестового похода, освободителем. Барон повел бы войско Лютера и совершил промышленную революцию. Для него любое знание – детский интерес, простая привычна концентрация внимания. И хоть сам он не будет производить знание, но он будет его транслировать. Мысль о таких трансляторах была в «Граде Обреченном». Град-то и был обреченным из-за нехватки таких ретрансляторов.
Вот оно – заявляет Герман, вот то, что нам нужно. Он приоткрывает окно и.., сразу же уничтожает эту надежду. Реформации не будет. Будет змея, пожирающая свой хвост. Смерть своей любовницы, Киры Румата уже воспринимает как естественный процесс. Атаку на свой замок как подходящий момент и самооправдание, чтобы уничтожить все то, что он создавал много лет. Но он шел к этому уничтожению, уже умывшись кровью задолго до. Он давно принял решение убить всех, просо чего-то ждал. И убивает он всех от одиночества, а не от желания что-то изменить. Он почти такой же как Будах — безумный, извергающий знания, но непонятный и никому не нужный. Сомневающийся, практически автомат.
Румата любит барона, как в общем-то и всех остальных. Безумную Киру, которая хочет иметь ребенка «от бога», Будаха, который абсолютно ненормален после пыток и пребывает в постоянной прострации. Он любит своего коня, своих рабов. Но он не способен снять с них колодки. Потому что он сам раб. А раб по той причине, что он живет среди рабов.
Идеи выйти из этого нет – он осознанно отказался быть наблюдателем и стал соучастником. Румата не понимает совершенно происходящего, поскольку погружается в него и продолжает в нем пребывать. Он сам актер Арканара, отчего в его голове возникает бессмыслица. Идея вмешательства-невмешательства вообще не является предметом Германа, по мысли которого мы, земляне в общем-то ничем не отличаемся от арканарцев. Мы абсолютно одинаковые пигмеи, что и доказывает Румата в приступе гнева уничтожая все, что оказывается у него на пути ненавистного. Да – он в конце страдает, страдает от того, что стал настоящим арканарцем, утопив город в крови. И это единственная причина, по которой он заявляет своим друзьям-землянам, что больше не вернется на землю. Не вернется – ведь он уже арканарец. Глупая фраза «богом быть трудно» теперь не уместна, видимо ее дописали уже после Германа. Он не бог – богом мог стать барон Пампа, но не стал, потому что истинные боги его не заметили, потому как и сами они не боги. Одни сомнения. Все фальшивые — барон Пампа настоящий.
Румата уже безнадежно болен – болен этой грязью и вшами, болен отрубленными головами и рабством, болен равнодушием. Его попытка собрать войско и за что-то бороться, чем-то сродни самооправданию и тщеславию – я же все таки прогрессор, я что-то делаю для чего-то. Смутно помню для чего.., для чего-то.
Но он к сожалению уже не землянин и со своими друзьями больше никогда не увидится. Барон был последней надеждой, которая умерла, поскольку Румата-то барону и не нужен был, барону нужен был дон Кондор, который не собирается превращаться из землянина в арканарца, а значит ничего не изменится.
Трудно быть богом? Да нет ребята – вы все попутали. Он никогда не был богом, он такой же как свиньи в хлеву. Это он просит «боже, если ты есть — останови меня», ленивым, уставшим голосом — как ему это все надоело. Дон Кондор качает головой и прощается – слишком самовлюблен Румата, слишком глуп и слишком жесток. Он не справился со своим заданием. Жаль. Трудности перевода.