У надвигающейся трагедии исчезновения России две стороны. Одна, описанная выше, – стремление власти закатать всё под асфальт. Вторая – готовность 99 процентов взрослого населения тихо приютиться под асфальтом.
Как бы вы назвали небольшую организованную группу людей, которые, неожиданно объявившись, на протяжении многих лет, сначала конспирируясь, а потом почти открыто творили в нашей стране нечто несусветное? Вот неполный перечень их деяний. Они ликвидировали действие Конституции в нашей стране вместе со всеми конституционными принципами и институтами, уничтожили государство в его современном понимании и наборе функций. Органы обеспечения безопасности они превратили в главный источник угрозы для граждан. Почти закончили уничтожение здравоохранения, образования, науки. Они захватили средства массовой информации и используют их для тотальной идеологической интоксикации населения ложью, злобой, ксенофобией. Они грабят страну в неведомых доселе масштабах, а награбленное выводят за границу. Если все это собрать вместе, то речь идет об уничтожении России.
Я думаю, что вы, скорее всего, решили бы, что это работа крайне эффективной вражеской резидентуры, перед которой стоит задача стереть Россию с карты Земли. А вот теперь, предположим, мы их поймали. Что с ними делать? Наиболее здравомыслящие ответят: надо обменять их на наших шпионов, как это обычно делается. А вы уверены, что где-либо когда-либо существовала столь эффективная резидентура? Что мы найдем возможность эквивалентного обмена? Что все наши шпионы за рубежом вместе взятые столь же эффективны и опасны, как разоблаченная нами группировка? А если я вдруг скажу, что пойманные – наши сограждане? Тогда вы, скорее всего, скажете, что это самые мерзкие предатели за всю историю России и что их надо судить. Кто б возражал?! Об этом мечтают многие.
Я уже немало пожил. Я помню похороны Сталина, хотя был еще ребенком. Но забыть давку на Неглинке, которую я видел и слышал совсем рядом с моим подъездом, невозможно. Хрущевский период заканчивался, когда я был уже во вполне сознательном возрасте и уже многое знал и понимал благодаря родителям. Ну и так далее. Я все это видел и помню. Ну и историю я изучал и до сих пор изучаю не по учебникам. Так вот что я вам скажу: мы живем в уникальное время!
Прикинем, как говорят нынче. Нас учат нравственности растленные священнослужители. Проповедуют патриотизм воры с гигантскими активами за пределами России. Бубнят о самоограничении владельцы самых крупных шубохранилищ. Нас обвиняют в фашизме подонки с инстинктами и замашками погромщиков. Вещают о нашем предательстве предавшие профессию журналисты, исступлённо тиражирующие ложь. Нас хватают на улицах инквизиторы и насильники, а преступники навешивают липовые приговоры и сажают в тюрьмы. Самоотверженных заставляют предавать себя ради сохранения возможности творить добро, а тех, кто не сдается, лишают такой возможности. Самых лучших травят и убивают разбойники. И это не все. Но разве этого мало? И когда-либо было подобное?! Кто бы поверил раньше в подобную антиутопию?!
Они были когда-то сравнительно добродушны и даже улыбчивы. Тогда они были уверены, что пришли навсегда. Сейчас их обуял страх и предчувствие того, что их власть не вечна, и еще как не вечна. Не знаю, почему. Ведь они всегда были уверены, что внутри страны только быдло и трусы, не считая горсти тех, кого легко упечь в тюрьму в любой момент. (И разве они не правы?) И снаружи нет угроз – ведь там выродившиеся двуличные импотенты, неспособные на действие. (И разве они не правы?) И изнутри самой власти нет угроз. Ведь путинский «истеблишмент» либо подкуплен, либо скомпрометирован, либо уже за чертой добра и зла, откуда нет возврата в жизнь нормальных людей. (И разве они не правы?) Но, тем не менее, только панический страх объясняет истерическую эскалацию защитного запретительного законотворчества, бешенство злобы и мракобесия, тотальное наступление на все живое и самостоятельное, расширяющееся насилие. Возможно, они знают нечто такое, что пока не видим и не понимаем мы. Это как у некоторых мелких млекопитающих, которые раньше других придаются панике, предчувствуя надвигающееся землетрясение.
Похоже, что вскоре все прояснится. Но это не значит, что станет лучше. Что с того, что станет известна причина их паники? Важно то, что произойдет потом. И тут главная трагедия. Бандитская шайка, контролирующая нашу страну, уверена в том, что обезопасит себя в будущем, превратив страну в пустыню, в дикое поле: некому будет вчинять иски. Это было правдоподобно еще лет пять-шесть назад. Но с тех пор, стремясь продлить свою власть, они сделали все, чтобы заслужить статус международных преступников. Они могут избежать судов в России, уничтожив на всякий случай сей субъект права. Но они не смогут уклониться от преследований стран, против которых они совершили или еще совершат преступления, и от преследования международного правосудия. И наивны расчеты на то, что где-то можно найти страну с режимом вечных обязательств перед заезжими подельниками.
У надвигающейся трагедии исчезновения России две стороны. Одна, описанная выше, – стремление власти закатать всё под асфальт. Вторая – готовность 99 процентов взрослого населения тихо приютиться под асфальтом. Чтобы появился шанс на спасение, достаточно пяти процентов активных недовольных граждан вместо одного. Чтобы превратить недовольство в действие (а недовольных в разы больше пяти процентов), достаточно начать с, казалось бы, малого: запретить себе не думать (что сравнительно безопасно) и запретить себе предавать самого себя (что может потребовать определенных усилий). Следующий шаг: перестать ждать мессию, идеального лидера, ради которого имеет смысл оторвать зад от кресла и пойти на выборы. Ведь можно и не дождаться, попросту не успеть. И тогда станет ясно, что необходимо действовать самому вместе с себе подобными – это суровая неизбежность. А дальше – самостоятельный выбор способов действий.
Кстати, начинать можно с чего угодно. Например, я, скромный кандидат технических наук, пойду 6 июня на митинг ученых. Со мной пойдет мой тесть (доктор физико-математических наук), моя теща (кандидат исторических наук), моя жена (кандидат философских наук). Пошла бы, я уверен, и младшая дочка, перешедшая в восьмой класс, но ее не будет в Москве. Сильно подозреваю, что пойдут и многие мои родные, в том числе и неостепененные. И друзья пойдут, разные. Ведь в истории борьбы между силой и разумом победа всегда, в конечном счете, была за последним. Значит, надо защищать наше главное преимущество. Не дать закатать его окончательно под асфальт.
Георгий Сатаров, Ежедневный Журнал