Никогда Ленин не был так близок к смерти, как 6 января 1919 года, когда его держали под прицелом двух револьверов, а в грудь упирался маузер известного московского бандита Якова Кошелькова. В советское время на разглашение любой информации об этом случае было наложено строжайшее табу, а между тем, все эти годы в архивах Лубянки хранилось 23-томное дело № 240266 «О вооруженном нападении бандитов на В.И. Ленина»…
Началось все с того, что Надежда Крупская заболела. Ее перевезли из Москвы в больницу в Сокольники, и Владимир Ильич ездил ее навещать. В тот день Ленин поехал к жене вечером. А тем временем в Сокольниках, на квартире портного Демидова, пьянствовала банда Кошелькова…
Судя по донесениям начальника Особой ударной группы московской чрезвычайной комиссии (МЧК) Федора Мартынова, банда Кошелькова была главной головной болью чекистов.
Якову Кошелькову, сыну известного разбойничьими приключениями бандита, было 28 лет. В двадцатилетнем возрасте он начал «самостоятельную карьеру», и в 1913 году был зарегистрирован как дерзкий квартирный вор. Уже через четыре года Кошельков смог возглавить бандитский мир Москвы, подчинив себе практически все криминальные группировки города. И это было неудивительно, ведь Яков отличался не только смелостью, исключительным самообладанием и изобретательностью, но и имел непревзойденные организаторские способности.
В начале своей преступной деятельности Кошельков не отличался жестокостью: убивал только в целях самозащиты. Но со временем расстроена психика сказалась, и он стал настоящим садистом, уничтожая людей просто ради убийства.
Его бандитская шайка осуществляла вооруженные нападения средь бела дня, наводя ужас на жителей Москвы и ее окрестностей. Свои разбойничьи налеты бандиты делали с неслыханной дерзостью. Только в течение 1918 года они расстреляли более двух десятков милиционеров, убили нескольких чекистов.
Забрав документы мертвых сотрудников ЧК, бандиты использовали их в собственных интересах.
Имея такие «железные ксивы», соратники Кошелькова даже обыскивали предприятия в присутствии значительного количества рабочих. Так, в сентябре 1918 года, бандиты «на законных основаниях» посетили ювелирную фабрику. По результатам «проверки» ими было изъято около трех фунтов золота в слитках, три с половиной фунта платиновой проволоки и двадцать пять тысяч рублей наличными.
Чувствуя, что его приключения рано или поздно закончатся, Кошельков ходил вооруженным до зубов, всегда имея наготове два-три пистолета и несколько ручных бомб.
Что касается других членов банды, они были, как говорится, по уши в крови. Их имена чекисты знали: Иван Волков (по кличке Конек), Василий Зайцев (он же Васька Заяц), Алексей Кириллов (Лешка-сапожник), Федор Алексеев (Жаба) и Василий Михайлов (он же Васька Черный).
«Черт с тобой, что ты Левин!»
В тот морозный вечер бандиты не просто пьянствовали, они составляли план ограбления особняка на Новинском бульваре и кооператива на Арбате. Расстояния — большие, и преступники решили, что без машины не обойтись.
Где взять? Остановить первую попавшуюся, водителя и пассажиров вытряхнуть, Ваську Зайца — за руль и вперед. На том и порешили.
Автомобилей в те годы было мало, следовательно, ожидая «добычу на колесах», бандиты успели изрядно замерзнуть. Но вот показались огни автомобильных фар. Это было авто Ленина. Бандиты выхватили револьверы и бросились наперерез!
За рулём Степан Гиль — личный водитель Ленина
Первым их заметил шофер Ленина — Степан Гиль. Вот как он рассказывал об этом происшествии на допросе:
«На дорогу выскочили трое вооруженных людей и закричали: «Стой!» Я решил не останавливаться и проскочить между бандитами: а в том, что это разбойники, я не сомневался.
Но Владимир Ильич постучал в окно:
— Товарищ Гиль, стоит остановиться и узнать, что им нужно. Возможно, это патруль?
А сзади бегут и кричат: «Стой! Стрелять будем!»
— Ну, вот видите, — сказал Ильич. — Нужно остановиться.
Я притормозил. Через мгновение дверцы открылись, и мы услышали грозный приказ:
— Выходи!
Один из бандитов, огромный такой, выше всех ростом, схватил Ильича за рукав и потащил из кабины. Как оказалось позже, это был их главарь Кошельков. Ивана Чибанова, служившего в охране Ленина, тоже выдернули из машины.
Я смотрю на Ильича. Он стоит, держа в руках пропуск, а по бокам два бандита, и оба, целясь в его голову, говорят:
— Не шевелись!
— Что вы делаете? — произнес Ильич. — Я — Ленин. Вот мои документы.
Как сказал он это, так у меня сердце замерло. Все, думаю, погиб Владимир Ильич. Но из-за шума работающего мотора главарь бандитов фамилию не расслышал — и это нас спасло.
— Черт с тобой, что ты Левин, — рявкнул он. — А я Кошельков, хозяин города ночью.
С этими словами он выхватил из рук Ильича пропуск, а затем, рванув за лацканы пальто, залез во внутренний карман и вынул оттуда другие документы, в том числе Книгу красноармейца, оформленную на имя Ленина, браунинг и кошелек.
Браунинг Ленина
Обо мне словно забыли. Сижу за рулем, держу наган и из-под левой руки прицеливаюсь в предводителя — он от меня буквально в двух шагах. Но Владимир Ильич стоит под дулами двух револьверов. И мне делается страшно: ведь после моего выстрела его убьют первым…
Через мгновение я получил удар в висок, и мне приказали выметаться из машины. Не успел я встать на подножку, как на мое место ловко уселся бандит, и наша машина понеслась в сторону Сокольников.
— Да, прекрасно, — прошептал Ильич. — Вооруженные люди — и отдали машину. Стыдно!
Мне было неловко от замечания Ильича. Я долго объяснял, почему не стал стрелять.
— Да, товарищ Гиль, вы все рассчитали правильно, — подумав, согласился Ильич. — Силой мы бы ничего не сделали. Только благодаря тому, что не сопротивлялись, мы уцелели».
Неудачная погоня
Отъехав несколько метров от места ограбления, бандиты притормозили, и Конек стал рассматривать трофеи.
— В кошельке одна мелочь, — хмыкнул он. — А вот документы… Что б тебе пусто было! — завопил Конёк. — Но это никакой не Левин. Это — Ле-нин! — произнес он по слогам.
— Как так Ленин? — не поверил Кошельков. — Однофамилец, что ли?
— Какой однофамилец? Написано же: Председатель Совета народных комиссаров…
Пропуск № 43 Председателя Совета Народных Комиссаров В. И. Ленина на право свободного входа в помещение правительства.
— Не может быть! Неужели я держал за фалды самого Ленина! Ну и балда я! Ну и дубина! — сокрушался Кошельков. — Если бы мы его схватили, нам бы столько денег отвалили! За такого-то заложника, а? И всю Бутырку — на волю! Такими будут наши условия. Поворачивай, — ткнул он в плечо Зайца. — Ленина нужно найти. Такой фарт упускать нельзя.
Прыгая по снежным сугробам, машина понеслась назад. Однако на месте происшествия уже никого не было.
— Они в Совете, — догадался Кошельков. — Больше им негде деться. Гони в Совет! — приказал он Зайцу.
— А это не опасно? — усомнился Жаба. — Там есть охрана.
— Перебьем! — скрежетал зубами Кошельков. — Приготовить бомбы!
Когда машина подлетела к зданию Совета, вместо того чтобы тормозить, Заяц прибавил газу.
— Ты что, обалдел? — заорал Кошельков.
— Опоздали, — отметил Заяц и вильнул рулем.
В свете фар мелькнули три автомобиля, из которых выпрыгивали чекисты и красноармейцы.
— Да, карта пошла не та, — почему-то сразу успокоился Кошельков. — Ну ничего, пусть не сам Ленин, так хоть его браунинг у меня есть. Постреляем от имени Вождя мировой революции. Гони на Арбат! Будем брать кооператив…
Силы стражей порядка и уголовников тогда, в 1919-м, были едва ли соизмеримы. Трудно сказать, кто из этих конкурентов по части устрашения населения был больше хозяином на улицах. Бандитизм в Москве стал сущим бедствием: здесь действовали десятки отчаянных, хорошо организованных и вооруженных до зубов шаек, державших в страхе весь город. В самой крупной из них – кошельковской, – по прикидкам чекистов, было больше ста головорезов.
«Принять срочные и беспощадные меры по борьбе с бандитизмом!», – предписал Ильич, едва пришел в себя после дорожной передряги. И меры, конечно, приняли…
Любовь — зла
Город был поднят на ноги, прочесан вдоль и поперек. Охрану Ильича резко усилили, забрали в учреждениях машины для патрулирования улиц. Столица перешла на военное положение.
Вскоре начальник Центрального управления уголовного розыска Розенталь рапортовал Ленину: «В целях расследования случая разбойного нападения на Вас при Вашем проезде по Сокольническому шоссе, а также в интересах пресечения бандитизма мною было поручено произвести обход и обследование всех частных меблированных комнат и частных квартир, в которых мог найти убежище преступный элемент г. Москвы. Были подвергнуты немедленному аресту все лица, заподозренные в причастности к нападению… Удалось задержать и арестовать до 200 человек…».
Однако Кошелька с дружками среди арестованных не значилось. Милиция с ленинской задачей явно не справлялась. Тогда-то и была организована особая ударная группа Чека во главе с бывшим рабочим славной своей революционной историей «Трехгорной мануфактуры», испытанным партийцем и матерым сыщиком Мартыновым.
Мартынов (справа) с Дзержинским
Яшку искали денно и нощно. По улицам для приманки разъезжали легковые автомобили и роскошные лихачи-извозчики – следом ехали комиссары. Чекисты обшаривали кабаки, притоны и воровские шалманы, вербовали там сексотов и сами втирались в уголовные шайки, надевая маски бандитов и с успехом играя их роль, совсем как ряженые в круговерти святочной фантасмагории.
И вот лубянским пинкертонам повезло: удалось узнать клички трех членов кошельковской банды: Конек, Лягушка и Черный, а потом и выйти на их след. Мартынов со смаком описывает, как это произошло.
Заглянув в один из злачных подвалов на Пресне, он подсел там к теплой компании: «Ну, наливайте и мне! А что, братцы, не встречал ли кто Лягушку?». Посмотрели подозрительно: «Чего нужен Лягушка?». – «Деньги надо отдать». – «Аккуратная личность! А не пропить ли их вместе?»…
Пришлось разориться на ханжу – китайскую рисовую водку. В результате после долгих хитростей удалось проведать, что Лягушка со товарищи собирался в баню. Быстро смотав удочки и прихватив по пути помощников, Мартынов рванул туда, в Проточный переулок. Едва прибыли на место, как в переулок влетает лихач и в нем – двое бандитов с третьим на коленях. Все было как в лучшем голливудском боевике:
«Я вынул два револьвера, другой сотрудник тоже, а третий… ухитрился под уздцы остановить лошадь. Ни один из бандитов не успел сделать ни одного движения, чтобы выхватить револьвер. Мы обезоружили их и повели…».
Следствие велось на самом высоком уровне, в допросах участвовал сам Феликс Дзержинский. Бандитов поставили к стенке и потребовали адрес Кошелька. Адрес, разумеется, был получен. А бандитов, разумеется, расстреляли…
Два дня сидели на квартире в засаде. На третий день появилась «развязная личность, именуемая Ленька Сапожник», как оказалось, подосланная в качестве приманки. И когда чекисты вывели Леньку на улицу, то сами, в свою очередь, напоролись на кошельковскую засаду. Завязался бой, в результате которого двое конвоиров были убиты, а Ленька Сапожник ушел. И снова след Кошелька простыл.
….Шел июнь 1919 года, когда Мартынову выпала чрезвычайная удача: попалась «невеста» Кошелька – Ольга Федорова, двадцатилетняя красотка, служившая конторщицей в РОСТе.
Надежда выйти на главаря московских бандитов появилась после тщательного изучения уголовного дела № 1851 по обвинению сотрудников управления здравоохранения в подделке документов и торговле кокаином. Среди одиннадцати задержанных была и Ольга Федорова, которая оказалась… невестой Кошелькова.
В бандитских и чекистских кругах Москвы знали, что весной 1919 года Яшка безумно влюбился в одну молодую особу, а впоследствии объявил о свадьбе и пишет невесте страстные письма. Но кто та, кого Кошельков удостоил своим вниманием, было большой тайной.
Ленин и Крупская почти никогда не ходили пешком
И вдруг, на одном из допросов, сотрудница управления здравоохранения Ольга Федорова на вопрос, знает ли она о причине её задержания, сделала заявление, взбудоражившее всех чекистов Москвы:
— Причиной моего ареста считаю посещение нашей семьи, и в частности лично меня, известным бандитом Яковом Кошельковым. Он приходил пить чай, а однажды остался ночевать.
— А… а как вы с ним познакомились? — чуть не потеряв дар речи, спросил следователь.
— Я хорошо помню этот день. Мы встретились 25 марта 1919 года на станции Владичино, что в девяти верстах от Москвы. Познакомил нас мой брат Сергей. Молодой человек представился комиссаром Караваевым и даже показал документы.
— И что потом?
— Он начал за мной ухаживать. Человек он очень практичный, корректный, в обращении мягкий. Знает иностранные языки, в частности французский, латынь и татарский, немного говорит по-немецки. К тому же он очень начитан.
— А когда вы узнали, что это не Караваев, а Кошельков?
— Той же ночью, когда он у меня остался.
— После этого ваше отношение к нему изменилось?
— Нет, не изменилось. Мы продолжали встречаться. Однажды он открыл страшную тайну.
— Какую? — встрепенулся следователь.
— Он рассказал об ограблении Ленина… Как он его высадил из автомобиля, как обыскал и как забрал браунинг …
Вор Яков Кошельков – элегантен, как рояль
Об Ольге Федоровой и её сенсационных показаниях немедленно доложили руководству московской ЧК. В следственный изолятор примчался Федор Мартынов, имея полномочия обещать Ольге все, что угодно, чтобы она вывела чекистов на Кошелькова. Девушка сопротивлялась недолго и уже на следующий день попросила бумагу и написала:
«Особому отделу московской ЧК.
Заявление.
Убедительно прошу вызвать меня на допрос».
Её тут же вызвали, и Ольга написала еще один документ:
«Я предлагаю свои услуги в поиске Кошелькова. Где он скрывается, не знаю, но уверена, что если буду на свободе, он ко мне придёт, поскольку очень в меня влюблен».
А сам Кошелек, лишившись «невесты», впал в дикую ярость. Он объявил московским стражам порядка войну на уничтожение. И использовал для этого очень простое устройство – милицейский свисток.
Выезжал по вечерам на автомобиле на улицу, поравнявшись с милицейским постом, громко свистел, а когда дежурный милиционер подходил на зов, навстречу гремел выстрел или летела бомба.
Он стрелял, грабил, резал, убивал, но легче от этого не становилось. Самое странное, этот убийца вел дневник! Вот что он записал, узнав об аресте Ольги:
«…Ведь ты мое сердце, ты моя радость, ты все-все, ради чего стоит жить. Неужели все кончено? О, кажется, я не в состоянии выдержать и пережить это.
Боже, как я себя плохо чувствую – и физически, и нравственно! Мне ненавистно счастье людей. За мной охотятся, как за зверем: никого не щадят. Что же они хотят от меня, ведь я дал жизнь Ленину».
Счастье людей Кошелькову действительно было ненавистно – это стало для него своеобразной идеей-фикс. Не случайно, постреляв и пограбив, он снова берется за перо:
«Что за несчастный рок висит надо мной: никак не везет. Я буду мстить до конца. Я буду жить только для мести. Я, кажется, не в состоянии выдержать и пережить это. Я сейчас готов все бить и палить. Мне ненавистно счастье людей. Детка, крепись. Плюнь на все и береги свое здоровье».
Конец Кошелькова
Постепенно подвиги Кошелька покрыли его легендарной славой. Каким-то чудом ему удавалось уйти невредимо из любых переделок. И все же пришел день, когда отряд Мартынова подстерег разбойника.
В чекистские сети один за другим попадали налетчики из банды Кошелькова. Попался Херувим, за ним — Цыган, потом — Петерсон, и многие другие. Долго с ними не возились, а по закону военного времени быстро приговорили к высшей мере наказания — расстрелу. Но один из бандитов «выкупил жизнь», назвав адрес конспиративной квартиры Кошелькова в доме № 8 в Старом Божедомском переулке.
«Мы его увидели, он появился, – пишет Мартынов. – Он шел с одним из своих сообщников… Не было места ни для каких раздумий. Не нужно было стараться взять его живым. Лишь бы как-нибудь взять!
Мы выскочили и стали стрелять. Первым же выстрелом попали в голову Яшиному сообщнику. Он завернулся по оси от силы удара, его бросило к воротам, и сразу он вышел из боя. А Яшка применил свою любимую систему: стрелял сразу из двух револьверов. Но выстрелом из карабина был смертельно ранен. Яша завалился навзничь… Но уже лежа, полуослепший от крови, механически продолжал жать гашетки и стрелять в небо.
Мы подошли к нему, и один из сотрудников крикнул: «Кошельков, брось! Можешь числиться мертвым!»… Яша ослабел, стал хрипеть и умер…».
В карманах Кошелькова нашли документы убитых ранее сотрудников московской ЧК Ведерникова и Караваева, а также два маузера и браунинг, отобранный у Ленина. Была там и маленькая записная книжечка — своеобразный дневник. Одна запись всех нас буквально шокировала: Яшка очень сожалел, что не убил Ленина».
С бандой Кошелькова было покончено: главарь оказался в безымянной могиле, были казнены и все его сообщники, в том числе и участники нападения на машину Ленина: Алексеев и Волков. Что касается Ольги Федоровой, то чекисты свое слово сдержали и передали ее не в ревтрибунал, а в уголовный розыск. Далее ее следы теряются.
Все захваченные члены банды были расстреляны согласно сообщению газеты «Вечерние известия московского Совета» от 25 июля 1919 года:
«По постановлению МЧК расстреляны бандиты: Чубаров, Жарков, Савельев и Рябов — за вооруженное ограбление гражданина Фоломеева, Парашев — за вооруженные грабежи с шайкой Кошелькова и вооруженное сопротивление при аресте, во время которого им было выпущено семь выстрелов в сотрудников уголовного розыска, Осецкий — вор-рецидевист, судившийся семь раз, отбыл наказание в арестантских ротах, ограбил часовой магазин на Б. Дмитровке, совершил побег из концентрационного лагеря и задержан с оружием в руках, Арцыгов — за ограбление артельщика Крестовской водокачки на 300 000 рублей и участие в заговорах с бандитами, Чекурников — за вооруженное ограбление под видом милиционера 2-го Серпуховского комиссариата с совместно с шайкой Сабана, Нечаев, вор-рецидивист, задержан с оружием в руках, за сопротивление при аресте и вооруженное ограбление, Федоров и Морозов — за грабежи и пользование для своих целей документами ВЧК, Чемоданов — за ряд вооруженных грабежей с шайкой Кошелькова….»
О пользе компромисса
А вот Ленину эта история принесла даже некоторую пользу. Так, обосновывая необходимость заключения Брестского мира, в своей работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме», революционный вождь вспоминал о компромиссе, на который он был вынужден пойти с бандитами, отдав им документы, пистолет и автомобиль, чтобы они предоставили ему возможность «уйти подобру-поздорову».
И завершал Ленин эту мысль потрясающим выводом: «Наш компромисс с бандитами германского империализма был подобен тому компромиссу”…