В 2011 и 2012 гг. Арабская весна и последовавшие протесты в Москве против возвращения Путина в кресло президента заставили Кремль всерьез заняться Интернетом. С тех пор российские власти использовали достаточно традиционный набор методов, чтобы справиться с новым вызывом. Кремль ввел цензуру в Интернете, организовал давление на отечественные интернет-компании –- как Интернет-провайдеров, так и производителей контента, — чтобы заставить их ввести Интернет-фильтрацию в национальном масштабе и установить по всей стране новую, более продвинутую версию системы электронной слежки СОРМ. Он также начал шантаж глобальных компаний, таких как Google, Facebook и Twitter, угрожая блокировать их сервисы, если они не пойдут на сотрудничество. Кремль также начал слежку за активистами: чтобы посеять страх и спровоцировать самоцензуру, власти стали сажать в тюрьмы за посты в соцсетях, как это произошло в сентябре 2015 года с татарским активистом Рафисом Кашаповым, получившем три года за критику аннексии Крыма на своей странице в соцетях.
В целом, власти постоянно бомбит российское общество все новыми запретами и репрессивными законами, нацеленными на подавление свободы в Интернете. Одна из недавних инициатив предлагает штрафовать за пропаганду средств обхода цензуры в Интернете, таких как TOR. (Поскольку Кремль продолжает верить в силу телевидения, российских граждан одновременно лишили доступа ко многим западным телеканалам, прежде доступным в кабельных сетях –BBC, Bloomberg, CNN и MSNBC).
Многие из методов, к которым Кремль прибегал для ограничения интернет-свобод –- слежка, цензура и запугивание –- уже использовались в советские времена, и мало кого удивили. Что стало настоящим сюрпризом, так это то, что международное сообщество отреагировало на наступление на интернет-свободы стратегией, как будто тоже взятой из прошлого. Прежде всего, она направлена на улучшение сервисов, которые помогают активистам, подвергающимся репрессиям, избегать слежки, прослушки и обходить цензуру. И действительно, основные силы сегодня, кажется, брошены на разработку таких сервисов, как защищенные средства коммуникации – почты и чатов, что сильно напоминает работу британских и американских инженеров во время Второй мировой войны над рациями для бойцов движения сопротивления на территории оккупированной Европы. Как и тогда, сейчас основная задача состоит в том, чтобы предоставить средства безопасной связи для небольшого числа технически подкованных и политически активных пользователей, чтобы они могли продолжать свою работу без вмешательства со стороны государства.
Возьмем, к примеру, TOR, cамое популярное в России средство сохранения анонимности в Сети –- 220 тысяч пользуются этим сервисом ежедневно. Этот проект был разработан в стенах Лаборатории военно-морских исследований для того, чтобы дать американским шпионам неотслеживаемые средства коммуникации. Другой пример — Psiphon, очень популярный сервис обхода блокировок. Разработанный небольшой командой на в Торонто, Psiphon был выбран Американским Broadcasting Board of Governors (BBG) в качестве главного инструмента, который позволяет пользователям в странах, где Интернет цензурируется, получать доступ к сайтам и сервисам финансируемых BBG СМИ, таких как Радио Свобода и Голос Америки. Во времена Холодной войны BBG точно также использовал различные ухищрения, чтобы слушатели за железным занавесом могли слушать их радиопередачи, несмотря на глушилки. Сегодня те же СМИ используют Psyphon, чтобы преодолеть блокировку сайтов. (BBC, кстати, также использует Psyphon).
Такой подход был бы вполне оправдан, если бы Интернет был всего лишь новым способом связи, который пришел на смену тем, что использовали советские диссиденты. Но Интернет намного больше, чем это: как точно написала Эмили Паркер, это также инструмент, который позволяет «обычным гражданам преодолевать проблемы изоляции, страха и апатии.»
В этом свете нынешний подход к борьбе с интернет-цензурой отдает отсутствием амбиций. Такие инструменты, как Tor и Psiphon, вряд ли помогут массам обычных пользователей преодолеть те проблемы, о которых говорит Паркер. В самом деле, обеспечение цифровой безопасности для нескольких тысяч активистов не является адекватной стратегией в такой стране, как Россия, где около 87 миллионов интернет-пользователей. Советский тоталитаризм был разрушен не из-за того что диссиденты получили доступ к защищенным средствам связи; он пал, потому что обычные люди вдруг захотели стать частью большого мира.
Сегодня Интернет является, пожалуй, самым лучшим воплощением этой идеи большого мира, глобального сообщества. В современной России, это также огромные возможности для участия в политике для обычных граждан. Проблема заключается в том, что большинство россиян ничего не знают об этих качествах Интернета. В России большинство граждан страны, исключая вестернизированную интеллигенцию, имеют дело с локальной версией Интернета – они живут в пространстве социальной сети Вконтакте, поисковика Яндекс и электронной почты mail.ru.
Языковой барьер все еще остается большим препятствием для пропуска в глобальный мир. Многие российские пользователи Интернета, интересующиеся тем, как пишут о России на Западе, читают переводы статей на сайте inosmi.ru — но этот сайт сам является частью кремлевской пропагандистской империи.
Мировые документальные книги и фильмы в своей массе остаются недоступны российским пользователям: Amediateka, крупнейший онлайн-сервис фильмов и сериалов в России, который переводит иностранные фильмы на русский язык, может похвастаться только 50 тысячами абонентов. Netflix пришел в Россию в январе 2016 года, но большая часть его контента доступна только на английском.
Коммерческие стратегии контент-провайдеров — от ограничений авторского права до одержимости некоторых глобальных компаний предоставлять локализованные версии своих услуг – усугубляют проблему. Россияне, к примеру, не могут смотреть новый сериал BBC «Война и мир» в Интернете, просто потому, что они не находятся на территории Великобритании.
Возможно, пришло время показать российским пользователям Интернета, что они упускают. Англоязычным СМИ стоит подумать над запуском русскоязычных версий своих веб-сайтов. Хорошим примером может cтать британская The Guardian, которая сделала серьезный шаг в этом направлении; некоторые из статей в разделе New East (Новый Восток), который охватывает Россию и страны бывшего Советского Союза, доступны на русском языке, и широко обсуждаются в Рунете. У россиян уже есть много онлайн-сервисов, которые переводят иностранные статьи о России. То, что нужно сейчас — это переводить статьи о том, что происходит в мире. Пусть сегодня сложно говорить о коммерческом смысле запуска локальных версий западных СМИ в стране, переживающей экономический кризис, потенциальные выгоды от распространения идей огромны.
Очевидно, что Интернет-технологии перевода вполне могут быть улучшены, чтобы позволить пользователям читать материалы и обсуждать их на сайтах иностранных СМИ (сегодня это доступно только вестернизированной интеллигенции и прокремлевским троллям). И, наконец, контент-провайдеры должны пересмотреть лицензионные ограничения, которые делают фильмы и программы недоступными в некоторых странах, возможно, путем введения большего разнообразия платных услуг. В конце концов, цифровой контент не должен ограничиваться национальными границами.