Берлинская операция Красной Армии, продолжавшаяся с 16 апреля по 2 мая 1945 года, стала одной из наиболее кровопролитных. По официальным данным, советские безвозвратные потери в ней составили 78 291 человек. Однако есть все основания полагать, что эти данные многократно занижены. Бывший командующий 1-м Украинским фронтом маршал Иван Конев признался в разговоре с американским журналистом Корнелиусом Райаном, что только его фронт потерял в Берлинской операции 150 000 убитыми.
Если эта цифра верна, то безвозвратные потери всех трех советских фронтов, наступавших на Берлин, должны были превысить 400 000 человек. Другие методы оценки дают более 300 000 погибших с советской стороны в Берлинской операции. Конечно, особенно трагичным для красноармейцев было погибнуть в последние недели войны, когда до победы оставалось совсем немного. Самое же обидное, что этих огромных потерь могло не быть.
Когда в начале февраля 1945 года советские войска вышли на Одер и захватили плацдармы на его левом берегу, в 60 км от германской столицы, а западные союзники еще даже не форсировали Рейн, казалось, что вопроса о том, кто будет брать Берлин, даже не возникнет. Но тут начались чудеса. “Дядюшка Джо” вполне рационально пришел к выводу, что падение Берлина приведет к быстрой капитуляции Германии. А поскольку союзникам Сталин не верил, то решил, что сразу же после объявления о поражении Германии англо-американские войска высадятся принимать капитуляцию в Померании, Восточной Пруссии и Курляндии. Поэтому будущий генералиссимус остановил пока наступление на Берлин, сил для обороны которого у вермахта в тот момент не было, и бросил основную часть своих войск на север, для спешного занятия указанных территорий.
Когда же к концу марта удалось поставить под советский контроль почти всю Померанию и большую часть Восточной Пруссии, ситуация изменилась кардинальным образом.
Англо-американские войска форсировали Рейн и окружили в Руре группу армий “Б”, в которую входила основная часть германских войск на Западном фронте. В результате весь центр германской обороны на Западе оказался уничтожен, и между авангардами союзных войск и Берлином практически не осталось неприятельских войск и совсем не было каких-либо укреплений или даже просто подготовленных для обороны позиций. Наоборот, перед Берлином с востока к тому времени была восстановлена 9-я германская армия, пусть и немногочисленная, но все же насчитывавшая 14 дивизий и опиравшаяся на укрепленный район на Зееловских высотах. При том уровне моторизации, который был у англо-американских войск в Европе, 300 с лишним километров, остававшихся до Берлина, можно было пройти за считаные дни. Конечно, были и определенные проблемы, но они были преодолимы, особенно если принять во внимание, что союзная авиация имела абсолютное господство в воздухе и в крайнем случае необходимое снабжение англо-американским войскам можно было доставлять транспортными самолетами.
И у одного из союзных лидеров, Уинстона Черчилля, появился соблазн захватить Берлин. 31 марта он телеграфировал главнокомандующему союзными войсками в Европе американскому генералу Дуайту (Айку) Эйзенхауэру: “Я не вижу, какую выгоду дает отказ от форсирования Эльбы. Если сопротивление противника ослабнет, как вы, очевидно, ожидаете и что вполне может случиться, почему бы нам не форсировать Эльбу и не продвинуться как можно дальше на восток? Это имеет важное политическое значение, поскольку русские армии на юге, судя по всему, наверняка войдут в Вену и захватят Австрию. Если мы преднамеренно оставим им Берлин, хотя он и будет в пределах нашей досягаемости, то эти два события могут усилить их убежденность, которая уже очевидна, в том, что всё сделали они. Далее, я лично не считаю, что Берлин уже утратил свое военное и тем более политическое значение. Падение Берлина оказало бы глубокое психологическое воздействие на сопротивление немцев во всех частях рейха. До тех пор пока Берлин держится, огромные массы немцев будут считать своим долгом продолжать борьбу до последнего вздоха. Я не разделяю мнения, что захват Дрездена и соединение там с русскими имели бы более важное значение. Те части департаментов германского правительства, которые переброшены на юг, могут быть очень быстро переведены еще дальше на юг. Но пока Берлин остается под германским флагом, он, по моему мнению, не может не являться самым решающим пунктом в Германии”.
1 апреля Эйзенхауэр ответил уклончиво: “Конечно, если в какой-либо момент сопротивление будет внезапно сломлено по всему фронту, мы устремимся вперед и Любек и Берлин окажутся в числе наших важных целей”. На самом деле он еще 28 марта, несомненно, с санкции президента Франклина Рузвельта, направил телеграмму Сталину, где сообщал, что намерен “выйти на рубеж Эрфурт – Лейпциг на верхней Эльбе и там ожидать подхода русских войск”. Это означало, что союзники на Берлин не пойдут. 31 марта Эйзенхауэр приказал британскому фельдмаршалу Монтгомери, который мечтал войти в германскую столицу, отказаться от наступления на Берлин. А 1 апреля Эйзенхауэр получил ответ Сталина, посланный еще 29 марта: