Украина продолжает наступать к северу от Харькова, освобождая города и села и оттесняя российские фашистские войска к границе. Корреспондент Би-би-си Квентин Соммервиль и оператор Даррен Конуэй следуют за наступающими украинскими силами.
Российский артобстрел ее села еще продолжался, а Раиса Опанасовна уже вышла навстречу украинским солдатам. Она сгибается под тяжестью двух больших пластиковых пакетов, да и груз всего пережитого тоже давит ей на плечи.
Из-под вязаной серой шапочки смотрит изможденное лицо, худощавая фигурка сгорблена. Она уже несколько месяцев не видела сразу так много людей. С самого начала войны ее дом, Русская Лозовая, был под российской оккупацией.
Российские военные ходили от двери к двери. «Они проверяли дома, спрашивали, если у кого-то есть оружие. Но у меня ничего такого нет, даже шкафов. Я живу одна», — говорит Раиса.
У них не было ни воды, ни электричества, еды было очень мало, не работали телефонная связь и интернет, жители поселка были полностью изолированы от второго по величине города Украины, который находится всего-то в восьми километрах. Из окрестных лесов и с пригорков российские минометы и артиллерия без устали обстреливали Харьков.
Село Раисы было разорено, более того, весь ее мир перевернулся в связи с российским вторжением. На восток Украины вместе с войной пришло не только переосмысление отношений с Россией, которая находится всего в каких-то 30 км от Русской Лозовой, но и более личная переоценка того, что значит быть русскоговорящим украинцем.
Недавно освобожденная Русская Лозовая стала одним из поворотных пунктов в этой войне после российского вторжения. Под руководством высшего командования силы территориальной обороны, национальная гвардия и регулярные части ведут скоординированное наступление с целью оттеснить российские войска на всем протяжении 32-километровой линии фронта. Тем временем, по ту сторону границы, в российском Белгороде, идет наращивание войск для вероятного контрнаступления.
Еще месяц назад, когда мы были в Харькове, российские войска буквально стояли у ворот города. Обстрелы велись постоянно, и снаряды попадали в здания на улице, на которой мы жили. Дела были так плохи, что проще было сосчитать часы затишья (немногочисленные), чем обстрелов (постоянные). Было ощущение, что мы находимся на краю пропасти, и еще одна организованная российская атака сломит город.
В Салтовке на северной окраине Харькова были разрушены целые многоэтажные жилые дома. У тех, кто там еще оставался, не было воды и электричества, им приходилось готовить еду прямо на лестничных клетках на маленьких кострах.
АВТОР ФОТО,GETTY IMAGES
Однако призрак русской победы, преследовавший этот город, уже исчез. На этой неделе я побывал в центральном городском парке: клумбы были в цвету, трава аккуратно подстрижена, а в кафе продавали мороженое. Да, в городе еще очень пусто, но количество российских обстрелов сократилось с нескольких десятков в день до всего лишь нескольких. И да, сирены воздушной тревоги все еще звучат регулярно, но Харьков уже не ощущает себя на грани катастрофы.
Армию Владимира Путина постепенно оттесняют к границе. Победу, на которую он надеялся к празднованию 9 мая в России, в Харькове обрести не удалось, и это может еще больше расстроить планы Москвы.
Успехи украинцев, пусть пока скромные, могут стратегически повлиять на военные действия России на Донбассе, поставив под угрозу линии снабжения агрессора.
Мы вместе с украинскими войсками направляемся к северу от Харькова, в сторону городов и сел, которые теперь оказались на передовой. Дорога, по которой мы движемся, изрыта воронками и усеяна обломками российских ракет. По обочинам шоссе стоит разбитая российская техника и сожженные грузовики, которые использовались в качестве баррикад, чтобы помешать атаке на Харьков.
Мы едем на приличной скорости. За рулем — сам командир подразделения добровольцев. В ногах у него стоит автомат.
«Обочины заминированы», — поясняет он, лавируя между заграждениями и противотанковыми ловушками.
Настроение жутковатое, потому что мы — единственная машина на этой дороге.
Мы знаем, что на поросшей лесом горе впереди нас по-прежнему есть российские танки и артиллерия.
Война в окрестностях Харькова изменилась, теперь она напоминает игру в кошки-мышки, когда беспилотники с обеих сторон выискивают вражеские танки и орудия, чтобы навести на них артиллерию.
Как говорит заместитель командира, противник прекратил артиллерийский обстрел буквально пять минут назад и вскоре возобновит его.
Мы проезжаем лежащую в кювете российскую установку «Град», а потом — разбитую «ладу», выкрашенную в защитный цвет и с белой буквой Z на двери.
«Российское секретное оружие», — поясняет командир под дружный смех подчиненных.
Выгоревшее пятно на дороге вблизи Русской Лозовой — это все, что осталось от гражданской машины, в которую попал российский снаряд. Сами обломки уже увезли, но содержимое машины все еще разбросано по дороге — розовое одеяло, какая-то одежда. В машине погибли люди.
В селе видны следы боев: дома разрушены в результате обстрелов, некоторые еще догорают. У одного из домов, мимо которого мы проезжаем, разбита крыша, зато в палисаднике чинным рядком растут ярко-красные тюльпаны.
Бои перешли теперь в быстротечную фазу, и солдаты стараются не задерживаться подолгу на открытом пространстве. Они передвигаются короткими перебежками и предпочитают перелезть через стену, чем пройти по открытой местности, чтобы не попасть под огонь противника, который укрывается в лесу менее чем в полукилометре отсюда.
Украинские военные полагали, что теперь им противостоят сепаратисты из Донбасса, а собственно российская армия уже ушла. Однако через день после того, как мы уехали оттуда, они захватили в плен несколько российских военнослужащих.
Но тут нам неожиданно приходится укрыться в окопе первой линии обороны, потому что российская артиллерия вновь открывает огонь, и снаряды свистят у нас над головой, через несколько секунд взрываясь на другом конце села.
Противотанковые ракеты «Джавелин» из США лежат на боевой позиции, готовые к применению, рядом с их аналогами, произведенными в Британии. На этом посту два волонтера, которые отвечают мне на французском. Они украинцы, вступившие во французский Иностранный легион. Один из них говорит мне, что служил уже четвертый год, но дезертировал, чтобы поехать на войну с Украиной.
Возможно, Россия недооценивает это оружие — силу солидарности украинцев. Еще до того как сюда начала приходить военная помощь Запада, эта солидарность была опорой украинской обороны. Среди волонтеров я встречаю экономиста, бизнесмена, механика и бывшего чемпиона по гонкам ралли.
С командиром я встретился накануне Дня Победы, в который в России и Украине отмечают победу СССР над нацистским режимом. Я спросил у него, что для него День Победы в этом году. Он говорит, что праздник осквернен.
«Я родился в СССР, — продолжает командир, прихлебывая свежезаваренный чай. — Россия, к моему сожалению, использует все как оружие. Наши общие даты, наш общий язык, нашу общую религию. Россия не брезгует никакими средствами. Поэтому здесь, сегодня, все ненавидят русский язык — даже русский поэт Александр Пушкин — персона нон-грата. Поэтому раскололась наша церковь и все здесь, что названо на русском языке, будет переименовано».
За несколько дней до этого я встретился с женщиной по имени Раиса. Она стояла в сером пальто и шерстяной шапке, пытаясь осознать разрушение своей родной деревни и того, на чем была основана ее жизнь — близости России и Украины. Ее деревня, Русская Лозовая, находится меньше чем в часе езды от границы.
Русская Лозовая — это несколько тысяч домов в лесистых холмах. Раиса прожила здесь 30 лет. На ее лице видны следы осколков, но она говорит, что не чувствует боли. Когда военный медик начинает ее расспрашивать, она говорит, что у нее болит палец. Половины пальца у нее нет.
Когда Раиса снимает пальто, мы видим на ее руке, в районе бицепса, глубокую рану. «Разрезало как куриное филе», — говорит она. «Вы можете удалить осколки?» — спрашивает Раиса. Она не хочет в больницу, а хочет вернуться домой. Но медик говорит ей, что в больницу поехать придется, чтобы наложить швы.
Возможно из-за того, что она несколько месяцев не видела людей, или из-за инсульта, пережитого в прошлом году, но способность говорить возвращается к Раисе только некоторое время спустя. Она рассказывает свою историю.
Вокруг нее собираются солдаты.
— Когда я рожала, нас, матерей, было трое. Я лежали в середине. Они кричали, а я молчала. Я закусила лямку от рубашки — к концу всю ее сжевала. Врач говорил мне кричать. Но я сказала, что не важно, кричишь ты или нет, ты все равно чувствуешь боль. Так я родила своего сына. Тихо.
Мужчины смущаются, когда Раиса говорит им, чтобы они отрезали лишнюю кожу с раны ножницами. Одному из солдат, кажется, станет плохо. Медик накладывает повязки. Пока это происходит, Раиса рассказывает о судьбе своей деревни и империи, развал которой она видела. Ее история, как и ее дом, разрушена. Они жила в СССР, когда Россия и Украина были тесно переплетены. Теперь эти страны — смертельные враги. Четыре года она прожила в Восточной Германии, где забеременела, а рожать ребенка поехала в Украину, одна.
«Мой отец и его [Владимира Путина] вместе воевали с Гитлером, правильно? Это правда возможно? Теперь мы воюем друг с другом, — говорит она. — Ближайшие народы. Такого раньше не было. Были немецкие захватчики, а теперь это наши люди».
После перевязки Раиса снова надевает свою серую шапку. Ее провожают к ожидающей машине, которая отвезет ее в харьковскую больницу, к хирургу.
Многих из этих людей эвакуируют — тех, кто не может уехать на машине, ждут автобусы.
Российская оккупация разделила деревню на две части — как буквально, так и фигурально. В подвале одного из ближайших домов держат шестерых местных жителей, подозреваемых в помощи врагу. Их глаза завязаны, руки связаны, а на головах надеты примотанные изоляционной лентой балаклавы. Среди них по меньшей мере одна женщина. Их некоторое время держат в комнате, а потом уводят на допрос.
Силовики проверят их телефоны и соцсети. Полицейские на КПП на подъездах к Харькову допрашивают всех, кто едет из освобожденных районов, чтобы выловить диверсантов. За коллаборационизм предусматривается 15 лет заключения, или пожизненное, если действия осужденного повлекли гибель украинцев.
Раиса вряд ли когда-то простит России нанесенные ей раны. И мужчины на передовой с каждым боем все больше избавляются от уз с Россией.