Моя семья была в восторге от апокалипсиса. Моя бабушка-кальвинистка и мой отец, выступавший против ядерного оружия, были по-разному убеждены, что конец близок. Для меня и моего отца это проявилось в строительстве любительского бункера в рамках подготовки к ядерному Армагеддону. Апокалиптическое мышление передалось через нашу семью, хотя с годами оно трансформировалось в новые формы.
С детства я был сторонником теории Судного дня демографического взрыва , которая была распространена с 1960-х годов до недавнего времени . Затем я перешел к вере в новое предсказание апокалипсиса ледникового периода 1970-х годов. В 80-х и 90-х годах сначала был кислотный дождь, а затем апокалипсис СПИДа. Затем наступил апокалипсис тысячелетия 2000 года , который уничтожил бы все технологии в 2000 году . Тогда я боялся, что наше ископаемое топливо закончится, в результате чего семь восьмых населения мира вымрет , как утверждали теоретики пика нефти .
Где-то, когда мне было за сорок, я понял, что каждые несколько лет мне нужен новый апокалипсис, поскольку срок действия предыдущего истек. В моем сознании как будто существовала ниша в форме апокалипсиса, которую нужно было периодически наполнять новым контентом. Это показалось мне проблемой скорее психического здоровья . Неужели я искал новых Армагеддонов , чтобы все время чувствовать себя под угрозой? Была ли это зависимость? Был ли я зависим от апокалипсисов?
Вместо того, чтобы искать новый катаклизм, я решил сделать шаг назад и спросить: почему меня вообще привлекает повествование об апокалипсисе? И это только я? Западная культура, кажется , одержима апокалипсисами : от тех, которые проповедуют телеевангелисты , до бреда террористов и деструктивных культов, а также фантастических сценариев, изображенных в блокбастерах .
Как пишет Джон Грей в книге «Черная месса: апокалиптическая религия и смерть утопии» , «политическое насилие современного Запада можно понимать только как эсхатологический феномен». Мы живем в апокалиптическом мышлении уже две тысячи лет, и оно сформировало эволюцию нашей культуры, искусства, философии и даже психологии способами, о которых мы, вероятно, до сих пор не до конца осознаем.
Так откуда же возникла история апокалипсиса?
В Ветхом Завете нет рая, ада и апокалипсиса.
В западном мире мы склонны думать, что вера в Судный день универсальна, интернациональна и вечна, но на самом деле эта эсхатология привязана к одному небольшому региону мира — Ближнему Востоку — в один очень конкретный момент истории.
Большинство религий рассматривают время и космологию как циклические, с эрами или эпохами, которые движутся от рождения через зрелость, распад и разрушение к космическому возрождению, после чего цикл повторяется на протяжении всей вечности. Подобные верования чаще всего связаны с буддизмом и индуизмом («Колесо времени»), но они также существуют в верованиях майя , ацтеков и древних египтян , а также среди хопи, керо и многих других коренных народов и аборигенных народов . . Циклическое возрождение также является принципом даосизма и некоторых китайских народных религий , оказавшим влияние на нордическую веру тринадцатого века в Рагнарек и является элементом джайнизма . Есть несколько исключений, таких как кредо зороастрийцев о вечной загробной жизни и апокалиптические верования японских буддистов Ничирен XIII века , но в остальном, до распространения христианства, идея линейного конца времени практически не существовала. Вместо этого большая часть мира воспринимала время как циклическое .
Даже ранний иудаизм вовсе не был апокалиптическим. По мнению исследователя Нового Завета Барта Д. Эрмана : «Ни в одном отрывке всего Ветхого Завета нет места вечному наказанию. На самом деле – и это становится неожиданностью для многих людей – нигде в еврейской Библии вообще не говорится о рае и аде как о местах или наградах и наказаниях для тех, кто умер».
Эрман утверждает , что до Нового Завета идея апокалипсиса – катастрофического момента, в который каждая душа отправляется в вечный рай или ад – просто не существует и не существует вечной жизни в муках для мертвых. Мертвые просто остаются в шеоле , могиле или яме: вечное небытие — их единственное наказание. Рай, который был обещан поздним иудаизмом и ранним христианством, утверждает Эрман, был очень похож на этот мир: «Иисус верил, что вечная жизнь может быть прожита в теле здесь, на земле».
Эрман утверждает, что когда повествование об апокалипсисе и воскресении появляется в поздних еврейских текстах, таких как Иезекииль и Исаия: «Мертвые ваши оживут, трупы их восстанут» , — речь идет о «загробной жизни народа». Для израильских пророков «воскрешение» не было чем-то, что произойдет в конце человеческой истории, когда отдельные тела вернутся для вечной награды или наказания. Вместо этого это была метафора того, что нация получила новую жизнь».
Эта политическая мечта возникла на фоне интенсивного геополитического конфликта, когда евреи боролись за контроль над Иерусалимом более восьмисот лет , в то время как они были подчинены ассирийскому (722–539 гг. до н.э.), персидскому (529–244 гг. до н.э.) и эллинистическому правлению (334–323 гг.). до н.э.) и окончательно покорен римской армией.
В ответ на это за два столетия до Рождества Христова многие из колонизированных израильтян начали верить, что придет мессия, чтобы уничтожить колонизаторов.
Военный Мессия и линейное время
Наши представления о мирном мессии и его пророчествах о последнем времени неверны , утверждает антрополог Марвин Харрис: «Что люди не понимают в этих мстительных пророчествах, так это то, что они были созданы в сочетании с реальными освободительными войнами, ведущимися под руководством реальных людей. военные мессии… Из одних только Евангелий вы никогда не узнаете, что Иисус провел большую часть своей жизни на центральном театре одного из самых жестоких партизанских восстаний в истории».
Харрис и Эрман заявляют, что Христос не был проповедником мира, а был лишь одним из «еврейских военных мессий». Как говорит Эрман: «Культ мстительного мессии коренится в практической борьбе против римского колониализма».
Ссылаясь на Иосифа Флавия (37–100 гг. н. э.), еврея-перебежчика на сторону римлян, Харрис утверждает, что Иисус был одним из пяти таких лидеров повстанцев, каждый из которых был объявлен царем евреев, которые жили между 40 г. до н. э. и 73 г. н. э. Евреи, утверждает он , «постоянно верили, что мессия будет великим и могущественным правителем, который избавит Израиль от его угнетателей» и восстановит «великую еврейскую империю».
По словам Харриса, Христос был агрессивным и националистическим. В качестве доказательства он цитирует Луки 22:36, где Христос говорит: «У кого нет меча, продай одежду свою и купи меч». Если вы поверите Новому Завету на слово, Харрис говорит: «Меньше всего вы когда-либо заподозрите, что сам Иисус умер жертвой попытки римлян уничтожить военно-мессианское сознание еврейских революционеров».
Внезапный драматический сдвиг произошел в повествовании об апокалипсисе в поколениях после смерти Христа, объясняет Эрман : «до зарождения христианства никто не думал, что мессией будет кто-то, кто умрет и воскреснет из мертвых». Историческое разочарование, вызванное смертью Иисуса, побудило переосмыслить смысл смерти мессии.
Таким образом, апокалипсис превратился из мечты о победоносном военном восстании против Римской империи в обещание всеобщего разрушения и вечной загробной жизни в другом мире. Он перешел от географически локального к бесконечному и универсальному. Представления о рае и аде стали абстрактными: ад был уже не бесконечным небытием в могиле, а вечными муками для врагов, в эфирном царстве. Апокалипсис больше не произойдет при жизни последователей Христа, как их заставили поверить: «Истинно говорю вам: род сей не прейдет, доколе не произойдет все это» (Марка 13:26–30) – вместо этого культу Христа придется бесконечно ждать посмертного второго пришествия, в котором линейное время закончится и весь мир будет разрушен .
Так почему же повествование об апокалипсисе так резко изменилось?
Великое поражение и рождение вселенского конца времени
Повествование об апокалипсисе претерпело наибольшие изменения после события, перевернувшего иудео-христианский мир: второго разрушения Иерусалимского храма римлянами в 70 году н. э. и окончательного поражения великого восстания в Иудее.
По словам Харриса , поражение вызвало такой стыд и замешательство, что все воспоминания о нем были подавлены. Читая Библию, говорит он, «никогда не догадаешься, что в 68 году нашей эры евреи устроили полномасштабную революцию, которая потребовала внимания шести римских легионов под командованием двух будущих римских императоров, прежде чем она была взята под контроль». [в 73 году н. э.]. По словам Иосифа Флавия , 1,1 миллиона евреев-некомбатантов погибли во время осады и военного переворота, а 97 000 евреев были порабощены. Иерусалим был сожжен дотла, а выжившие разошлись. Долгожданная еврейская и христианская цель создания Священной еврейской империи была достигнута. Поражение было полным.
Но ведь Новый Завет с его кровавым видением апокалипсиса был написан до катаклизма 70 г. н. э.?
Очевидно нет. Эрман заявляет: «В настоящее время широко признано, что самым ранним Евангелием от Марка было написанное около 70 г. н.э.; последним, вероятно, был Иоанн, написанный около 90–95 гг. н.э.». Опасаясь за свою жизнь, авторы — высокообразованные грекоязычные христиане, живущие в условиях гонений в других частях Римской империи спустя два поколения после смерти Христа — сознательно пересмотрели миф о Христе. Харрис утверждает, что решительный разрыв с еврейской мессианской традицией, вероятно, произошел только после падения Иерусалима, когда первоначальные военно-политические компоненты учения Иисуса были очищены евреями-христианами, жившими в Риме и других римских городах империи, в качестве адаптивного ответа на победа римлян… для христиан быстро стало практической необходимостью отрицать, что их культ возник из еврейской веры в мессии, который собирался свергнуть Римскую империю.
Парадоксально, но этот жестокий апокалиптический культ вновь превратился в культ мира во времена поражений по причине геополитической необходимости. Христос был переосмыслен как пацифист, и земля обетованная была перенесена далеко от Иудеи, в абстрактное небо. Христианству также пришлось предоставить право входа в свое движение неевреям, чтобы выжить: оно не могло бы распространиться по Римской империи, если бы не приспособилось к римской культуре и не универсализировало свое послание. Локальное снова превратилось в универсальное. Это то, что Харрис называет «попыткой [Святого] Павла скрыть еврейское военно-мессианское происхождение движения Иисуса».
Тогда почему пацифисты должны цепляться за идею всемирного апокалипсиса, который положит конец миру?
Фантазия о мести травмированным людям
Религиовед Дерек Дашке указал на связь между травматическим опытом и появлением апокалиптической мысли в иудаизме после 70 г. н.э. и раннем христианстве. Повествование об апокалипсисе — это коллективный ответ на травму военного разрушения Святой Земли и ощущение «мира, разрушенного неожиданной, необъяснимой болью и разочарованием». В этом свете Судный День можно рассматривать как слишком человеческую фантазию об окончательном, бесповоротном правосудии, выдуманную побежденной религиозной группой, подвергающейся, казалось бы, бесконечной жестокой несправедливости. А поскольку Римская империя охватывала весь известный тогда мир, христианский апокалипсис распространился и на пределы этого мира, превратившись во всеобщее наказание, наложенное на весь человеческий род.
Насильственные воспоминания, психотические бредовые идеи и повторяющиеся фантазии о разрушении и мести распространены среди людей, перенесших серьёзную травму . Ранние христиане, возможно, испытывали своего рода посттравматическое стрессовое расстройство, которое усиливалось в эхо-камерах их изолированных групп. Книга Откровение, написанная около 96 г. н.э. – более чем через двадцать лет после падения Иерусалима, – читается как психотическая галлюцинация, в которой Иисус с глазами «пылает огнем», носит одежду, «обмакнутую в кровь» и правит народами с помощью «железный прут». Это мощная сублимированная фантазия о мести .
Проблема таких повествований о мести, как теперь понимают нейробиологи , заключается в том, что, переживая основную травму, они заманивают жертву в ловушку, которая повторно травмирует ее . Апокалипсис Иоанна, двадцать четыре страницы, завершающие Библию, — это кошмар травмы, на котором было основано христианство. Как выразился Мишель Баркун , «весь канон Нового Завета апокалиптичен, иными словами, апокалиптика — это христианство».
Эта фантазия о мести травмированных людей стала верой, которая распространялась как страх по всему западному миру в течение следующей тысячи лет, повторно травмируя поколение за поколением, в то время как связь с первоначальным историческим травмирующим событием была потеряна.
Обратная колонизация римлян
Втечение трех столетий после 70 г. н.э. христианство развило еще более универсалистские абстракции загробной жизни, когда оно слилось с неоплатонизмом и приняло платонический идеал царства чистых форм и понятие Единого . Христиане переосмыслили абстрактное царство чистых форм Платона как место, где христианские души могут обитать после смерти. Эта новая эфирная земля обетованная, вдали от кровавой земли Израиля, также позволила войти воскресшей плоти и костям верующих. Вот почему Фернандо Пессоа характеризует христианство как «вырождение униженного неоплатонизма» и почему Ницше называет его «Платонизмом для масс».
В ходе своего рода обратной колонизации христиане присвоили верования греков и римлян. Их Судный День стал повествовательными воротами между этой Землей и царством чистых идей. Апокалипсис был повествовательным устройством, необходимым для объединения христианства с неоплатонизмом — слияния, которое обеспечило его распространение по всей Римской империи, где неоплатонизм был доминирующей философией элит с 230 по 529 год нашей эры. Ученый-неоплатоник Св. Августин сделал больше, чем кто-либо другой, чтобы повлиять на то, каким станет христианство в течение следующей тысячи лет, и он пересчитал, что последний день апокалипсиса наступит через 300 лет после его жизни.
Повествование о христианском апокалипсисе стремительно распространялось по мере того, как Римская империя меняла и распространяла христианство . Лишь в четвертом веке были составлены двадцать семь книг Нового Завета , тексты, считавшиеся апокрифами , были отброшены, а Книга Откровения стала частью канона (около 367 г. н.э.). Это была лишь одна из по меньшей мере одиннадцати книг апокалипсиса , получивших распространение после 70 г. н.э.
Когда в четвертом веке Римская империя начала падать , христиане тоже интерпретировали это как начало долгожданного конца времен. В седьмом веке повествование об апокалипсисе было полностью принято исламом , где оно было украшено сложной эсхатологией признаков конца времен и еще более суровыми посмертными наказаниями и удовольствиями после Судного Дня.
В течение следующего тысячелетия многие секты и пророки предсказывали дату конца света , который должен был наступить в 786, 793, 800, 970, 992, 1000, 1033, 1184, 1260, 1284, 1290, 1306 годах. , 1335, 1367, 1370, 1378, 1420 и 1496. Было еще тридцать пять неудачных событий последнего дня перед 1700 годом. Семьдесят три последних дня приходили и уходили в двадцатом веке, а двадцать уже прошли в двадцать первое.
Верующие склонны читать апокалипсис с точки зрения политической борьбы своей эпохи. Поскольку апокалипсис снова и снова не наступал, повествованию приходилось адаптироваться, чтобы выжить, видоизменяясь через различные религиозные фракции, культы, культы смерти и политические движения, повторно травмируя приверженцев по мере продвижения во времени.
Перепрофилирование Апокалипсиса, который никогда не наступит
К Средним векам второе пришествие опоздало уже на тысячу лет, поэтому христиане начали искажать собственное повествование: им уже не нужно было ждать апокалипсиса и Страшного суда, а можно было осуществить его собственными действиями. Это оправдывало системное насилие крестовых походов, испанской инквизиции, а затем и Реформации.
В 1213 году Папа Иннокентий III использовал апокалиптическое богословие, чтобы сплотить Европу для пятого крестового похода с целью захватить Иерусалим и Святую Землю. Он утверждал, что подъем ислама был признаком правления Антихриста , поражение которого ознаменует второе пришествие.
Во время Гражданской войны в Англии середины семнадцатого века появились пуритане вместе с распространением милленаристских и милленаристских культов, таких как анабаптисты , а позже меннониты , амиши и гуттериты . Бегство пуритан из Европы в Америку повторило исход евреев тысячу лет назад, и Новый Свет был перепутан с Новым Иерусалимом , который, как было предсказано, возникнет после апокалипсиса. И снова преследуемые верующие воображали, что они переживают последние дни и что их угнетателям скоро предстоит кровавый день расплаты. Даже Христофор Колумб считал себя лидером-милленаристом, приводящим к второму пришествию Христа и началу нового Тысячелетия , тысячелетнего правления Христа (Откровение 20:1–6).
Основополагающие верования американских пуританских поселенцев были глубоко апокалиптическими, и поэтому Америка стала новым эпицентром апокалиптического повествования . От отцов-основателей до нынешних лидеров американцы говорили об американской исключительности, об Америке как маяке надежды и о явном предназначении Америки.
Повествование об Апокалипсисе и утописты
Французская революция, какой бы светской она себя ни считала, была загрязнена повествованием о христианском апокалипсисе , как мы видим, отражавшим ее насильственное революционное истребление грешников и призыв к дню окончательного суда, Царству Террора , за которым последовала жестокая революция. тысячелетнее царствование мира в республике. Революционеры, такие как Жан-Жак Руссо, верили, что они положат конец истории, возобновят ее с первого года и вернут человечество в его пренатальное состояние, в котором идеалы равенства и свободы снова будут править в «вечном мире». Это то, что М. Х. Абрамс называет «апокалипсисом через революцию», «светским средством обновления мира».
Английские пуритане также считали период террора во Франции 1793 года знаком конца времен. По словам Абрамса, существовал «хор пророков, которые придали политическим событиям во Франции взрывную силу великого западного мифа об апокалипсисе и таким образом расширили местный феномен до пылкого ожидания, что человек повсюду находится на пороге земного мира». рай восстановлен».
С восемнадцатого по середину девятнадцатого века Америка пережила «второе великое пробуждение » с взрывом сотен протестантских и утопических сект , проповедующих проклятие, спасение и то, что конец близок. Они еще больше исказили исходное повествование: теперь верующие наступят конец времен посредством чистой силы веры. Неудача пророчеств миллеритов о Судном дне 1834 и 1844 годов ( Великое разочарование ) привела к образованию отколовшейся фракции, ныне известной как Адвентисты седьмого дня . Миллериты также заложили основу Свидетелей Иеговы.
Вера в создание нового Иерусалима на девственной земле присуща не только религиозным группам: она также пронизывает язык американского утопического социализма девятнадцатого века , который вдохновил многие коммунитарные эксперименты , такие как колония оуэнитов , фурьеристские утописты , Трансценденталистские унитаристы Брук Фарм и сообщество Онедия . По иронии судьбы, многие из групп, которые пытались создать новые светские утопии, переняли повествования о рае на земле и умирающем мире, и, таким образом, западный радикальный секуляризм еще глубже укоренился в мифе об апокалипсисе.
Именно благодаря этим новаторским христианским социалистам и слиянию христианского прогрессизма с основами американской прогрессивной эпохи повествование об апокалипсисе пережило крах веры в христианство в двадцатом веке.
Повествование об апокалипсисе снова мутировало, чтобы выжить в этой новой среде. Эту новую форму, которая жива и здорова и сегодня, мы могли бы назвать светским апокалипизмом .
Повествование об Апокалипсисе заражает секуляризм
Как объясняет философ Джон Грей в книге «Черная месса: апокалиптическая религия и смерть утопии» , идеологические нарративы марксизма и экологизма бессознательно поглотили христианский апокалиптический нарратив. Одним из источников протореволюционного вдохновения, на которые ссылался Фридрих Энгельс, было Мюнстерское восстание 1534 года . Якобы раннее коммунистическое восстание возглавила эсхатологическая милленаристская секта анабаптистов , проповедовавшая сочетание революции и апокалиптического возмездия.
Маркс усвоил идею Гегеля о том, что история имеет конечную точку и цель; Гегель впитал его из радикального протестантизма. В трудах Маркса повествование об апокалипсисе трансформируется в веру в неизбежность этапов истории и телеологический проект прогресса. Рай на земле возникнет после предопределенного разрушения. Оглядываясь назад, Маркс является « грозным пророком, чьи сочинения предсказывали апокалипсис и искупление», пример того, что описывает Джон Грей, когда пишет: «Запад отличается тем, что использует силу и террор для изменения истории и совершенствования человечества… В двадцатом веке [апокалиптические верования] были воплощены в светских режимах, которые стремились переделать человечество силой».
Когда эти светские западные апокалиптические верования были экспортированы в Азию двадцатого века, результаты были катастрофическими. В Камбодже марксистская телеология и эсхатология превратились в апокалиптический культ Пол Пота с его «Нулевым годом», приведший к геноциду почти четверти населения Камбоджи. В коммунистическом Китае Мао Чжэдуна апокалиптические повествования о Культурной революции и Большом скачке привели к гибели 15–55 миллионов человек . Оба режима эксплуатировали одну и ту же идею о том, что террор и разрушения могут привести к судному дню, за которым последует царствование мира. Язык Мао был языком западной апокалиптической традиции, скрытой в марксизме. «Не поднимайте шума из-за мировой войны», — сказал Мао.«В лучшем случае люди умирают… Половина населения уничтожена… Лучше всего, если останется половина населения, а затем – треть».
Нацизм также был вдохновлен апокалиптической христианской идеей очистительного катаклизма, который ознаменует тысячелетнее царствование . Даже название «Третий Рейх» взято непосредственно из христианского милленаристского повествования о телеологических трёх эпохах истории .
В разгар Холодной войны в 1970-х и 80-х годах CND (Кампания за ядерное разоружение) также выдвинула тезис об апокалипсисе ядерной войны с раскаянием или апокалипсис будет близок к повествованию . CND находится в упадке после окончания холодной войны, но христианская CND (CCND) оказалась наиболее устойчивым элементом движения.
Конец двадцатого века принес огромный всплеск эсхатологических страстей, поскольку одержимость апокалипсисом в США ударила по зарождающейся молодежной культуре, породив апокалиптические культы смерти семьи Мэнсона, Народного храма Джима Джонса, Давидианского отделения Дэвида Кореша и культа Небесных Врат . Американская модель распространилась по всему миру, вдохновив убийственный японский культ Аум Синрикё (1995 г.) и культ массового самоубийства Ордена Солнечного Храма в Женеве (1997 г.).
Наиболее радикальные экологи также придерживаются версии христианской модели насильственного цивилизационного коллапса, вызванного грехами человека. Сегодняшнее движение экологического протеста « Восстание вымирания » с его заявлениями о том, что «наша земля умирает» и что «миллиарды детей умрут» , а также с его инсценированными экологическими вымираниями, часто описывается как культовое, милленаристское и «смертоносное» . одержимый.» Их заявления о том, что «мы переживаем шестое массовое вымирание», их баннеры с надписью «Мы — последнее поколение?» и их публичные проявления покаяниявсе они напрямую отсылают к раннему культу Христа, хотя большинство сторонников Extinction Rebellion не приняли бы эту линию. Как мы видели, везде, где есть историческая травма, повествование об апокалипсисе адаптируется к новой местности.
Многие из будущих планов радикальных экологов относительно мира после дефицита представляют образы рая с ярким солнечным светом, чистым воздухом, чистыми архитектурными формами, гармонирующими с природой, а также животными и детьми, резвящимися на зеленых пастбищах. Роскошный экокоммунизм объединяет все эти нити апокалиптического повествования в видение идеально спланированного, устойчивого, эгалитарного общества, возникшего после якобы неизбежного предсказанного катастрофического краха промышленного капитализма.
Хозяева Эко-активистки Греты Тунберг на Всемирном экономическом форуме открыто помещают ее в апокалиптический контекст , а портрет Тунберг 2020 года даже изображает ее окруженной эсхатологическими отсылками. Дикие животные на картине отсылают к апокалипсису Исайи (9:6–7; 65:20): «Волк будет жить с ягненком, барс будет лежать с козленком, телец и лев… и ребенок будет вести их».
Апокалиптическая эсхатология преследует наш современный идеал прогресса. Как часто в сегодняшней политике мы слышим сообщение о том, что мы должны продвигаться к человеческому совершенству или столкнуться с апокалипсисом?
Снова и снова на протяжении западной истории мы видим одну и ту же повествовательную модель. Если кто-то говорит вам, что его план создания общества совершенного мира должен быть реализован, чтобы предотвратить разрушение мира, это повествование об апокалипсисе.
И это сопровождается той же темной оборотной стороной, которая пришла к нам еще от первых христиан: подсознательное стремление к концу всего сущего, к кровавой мести миру, как он есть.
Но является ли психологически здоровым для современных культур постоянно повторно травмировать себя, поддерживая повествование об апокалипсисе, какими бы светскими ни были его нынешние метаморфозы? Разве мы не должны признать, что эволюция идеи апокалипсиса была хаотичной, что история, созданная теми, кто верит в апокалипсис, была жестоким беспорядком? Не должны ли мы отказаться от наших сублимированных фантазий о мести и двигаться дальше?
Я больше не верю в повествование об апокалипсисе. Но вопрос в том, сможем ли мы жить без этого повествования, учитывая, что оно лежит в основе почти всех наших систем убеждений? Как мы можем избавиться от этого сомнительного и опасного убеждения в мире, который настаивает на том, чтобы воспринимать каждое событие как сигнал о том, что мы должны покаяться, потому что конец близок?
Apocalypse No: Why I No Longer Believe in the End of the World
Leave a Reply