Альфред Кох — Когда уйдет Путин?

Любая власть имеет как сторонников, так и противников. И все они имеют градации.

Вот, например, сторонники. Есть такие пассивные сторонники. Они лишь на словах за власть. Лежа на диване они все радуются «Уракрымнаш!», вытаращив глаза орут про величие России у себя на кухне, врут в фейсбуке, что если что, так он хвать калаш и в бой и т.д.

Но скоро выясняется, что он закосил от армии, что ни разу не ходил на выборы и что на митинг в поддержку Путина ходил лишь за отгул.

Степень приверженности может быть разная. Может быть некий промежуточный вариант сторонника. Этот не только глаза таращит, но и на выборы ходит и голосует правильно: за Едро и Путина. Но на этом его лояльность кончается. Если жареным запахнет — ищи его свищи…

И есть, наконец, ярые сторонники: эти готовы будут пытать, вешать, сажать в тюрьмы, расстреливать. Им терять есть что и они знают, что новая власть их не пожалеет: пристрелит — и все. Во всяком случае, они так думают (и власть их в этом активно убеждает) и поэтому будут готовы биться до конца.

То же самое можно сказать и про противников. Есть диванные оппозиционеры. Они все время недовольны: раньше они были недовольны Горбачевым, потом — Ельциным. Теперь Путиным. Они все знают как надо, и им колом в рот не попадешь.

Они предельно радикальны. Но строго в пределах своей квартиры. На выборы они не ходят — ни боже мой. На митинги — ни за что: холодно и муторно. И вообще: лучше почитать Коха в ФБ и шмякнуть ему какую-нибудь гадость про то, что он не настоящий демократ, а вор, которого оттолкнули от кормушки. Он прочитает — и его будет корчить от обиды и злобы… Так ему и надо: ууу… вражина…

Есть те, что ходят на выборы и много лет подряд как болванчики голосуют за Яблоко (они, мол, единственные не запачкались). В этом они видят начало и конец своего гражданского долга.

Есть те, кто голосует за других оппозиционеров. Есть даже те, кто ходит на митинги. Есть люди, которые на выборах становятся волонтерами, раздают листовки, хотя по квартирам, агитируют. Есть кто записывается наблюдателями на выборы и получает по башке, когда хватает жуликов во время вбросов бюллетеней…

И наконец в среде оппозиции есть (так же как и среди сторонников власти) пассионарии, которым нечего терять. Они готовы идти до конца и будут голыми руками рвать глотки полицейским и омоновцам.

И, на самом деле, если дойдет дело до настоящей драки, то драка-то будет только между ярыми противниками и ярыми сторонниками. Остальные предпочтут места в зрительном зале. И поэтому если уж говорить по гамбургскому счету, то нужно анализировать только две эти страты сторонников и противников власти.

Потому, что, если отбросить все рюшечки и бантики, всю словесную шелуху и красивую фразеологию, то вопрос о власти это вопрос о том, кто сильнее: первые или вторые. То есть кто кого победит: те, кто готов за Путина идти и убивать (рискуя получить камень в лоб) или те кто ради того, чтобы увидеть Путина на скамейке подсудимых в Гааге, готовы поставить свой лоб под пули.

Анализируя две эти страты, я дальше ухожу в пространство гипотез. Гипотеза первая: всякая борьба за власть будет борьбой за власть в Москве. Расклад сил в провинции никого не интересует: тот, кто захватит власть в столице, то захватит ее и в России. Всякие попытки привезти лояльных сторонников из глубинки для разгона столичных смутьянов кончались для всякой власти фиаско: взять и Чаушеску, взять Каддафи, взять Мубарака…

Гипотеза вторая: множество крайних радикалов в оппозиции является подмножеством множества тех, кто ходит на оппозиционные митинги и демонстрации.

Предположим, что таких радикалов не более 10% от общего числа демонстрантов. На оппозиционные митинги ходит от 50 до 100 тыс. человек. Возьмем среднюю величину и придем к тому в Москве у оппозиции реально не более 7,5 тысяч сторонников, готовых идти до конца.

Гипотеза третья: у власти вообще нет радикальных сторонников в Москве. Все митинги, о которых мы знаем — это все проплаченные шоу. Никто не ходил на провластные митинги даром или без принуждения. Во всяком случае — это маргинальное число, статистически незначимое.

Единственные, кто будет защищать власть в Москве — это силовики. То есть (давайте называть вещи своими именами) — наемники. Им платят — они защищают. Им не платят — они не защищают. Тут все честно и никаких сюрпризов быть не может. И власть в этом отношении не строит иллюзий: всем полицейским, которые принимали участие в разгоне митинга 6 мая 2012 года, дали поощрение: большие денежные выплаты и некоторым — квартиры. В том числе — и в Москве.

То есть у власти, безусловно, есть поддержка в столице. Но пассивная. Не готовая на риск и на участие в реальной драке. А значит (власть это должна понимать) в критический момент она не может рассчитывать на поддержку населения. Только наемники в такой момент — весь ее ресурс поддержки.

Напомню, что так было не всегда. Например, когда оппозиция выступила против власти в октябре 1993 года, у власти нашлось много сторонников, которые по призыву Егора Гайдара взялись за оружие и готовы были ее защищать. Но сейчас такая поддержка давно канула в лету…

Итак: в какой степени власть может рассчитывать на наемников? Насколько лояльны ландскнехты? В российской истории мы не раз встречались с ситуацией, когда силовики отказывали в поддержке формальной власти.

Первое, что приходит в голову — череда гвардейских переворотов в 18 веке. Гвардия — это фактически единственные войска, которые были расквартированы в столице. И их лояльность всегда была под большим вопросом…

Второе, что приходит на ум — это отказ гвардии и армии, полиции и жандармов от защиты своего монарха в марте 1917 года. Ведь сначала Николай II убедился в том, что ему не на кого опереться, и лишь потом написал отречение. И никак не наоборот!

Третье: Хрущев был свергнут потому, что Семичастный входил в круг заговорщиков. Более того: он был инициатором отстранение Хрущева. И был подвергнут опале сразу после в рамках той же логики, в рамках которой и граф Пален был отправлен в отставку после свержения Павла I.

И, наконец, Горбачев потерял власть лишь тогда, когда Ельцин окончательно убедился, что после августовского путча Горбачев лишился поддержки силовиков.

К моменту отстранения от власти Горбачева у идеи СССР был по-прежнему высокий уровень поддержки населения (см. референдум), но это были те самые нерадикальные граждане, которые предпочли остаться зрителями той драки, которая развернулась в Москве в августе — декабре 1991 года.

Пусть эта драка была в тот раз практически бескровная. Но она была бескровной лишь потому, что пролилась кровь в Карабахе, Сумгаите, Баку, Тбилиси и Вильнюсе. И власть знала, что и в Москве найдется достаточно радикально настроенных людей, готовых пролить свою и чужую кровь в борьбе против нее.

А вот радикальных сторонников власти в тот момент в Москве не оказалось… А наемники умыли руки. И вынырнули чуть позже уже в погонах и при должностях, полученных от Ельцина…

Почему силовики отказали Горбачеву в поддержке? Потому, что в силу объективных экономических причин он не смог им обеспечить привычный для них уровень финансирования.

Сейчас Путин оказался в той же ловушке: нефть падает и нечем затыкать дыры в бюджете. Пока силовики — это священная корова бюджета. Так же как и оборонный заказ. Это мы уже проходили. Такой же священной коровой они были вплоть до 1989 года. А потом — случилась катастрофа: бюджет просто развалился. А за ним — и СССР.

Это к чему я все? А к тому, что все спрашивают: когда Путин уйдет? Вот вам и ответ: когда у него не хватит деньги платить той наемной армии, которая его охраняет. Как только у него станет недостаточно денег, чтобы обеспечить лояльность наемного войска, или как только кто-то посулит им больше (см. Ельцин vs Горбачев), так сразу и наступит конец его эры…

И начнется другая… Какая — не знаю. Может быть — еще хуже путинской. Но это — совсем другая история…

Альфред Кох.