Что осталось от идеи израильского кибуца

В свое время кибуцы — наиболее яркий символ израильского социализма — были зримым воплощением успеха социалистического эксперимента в одной отдельно взятой стране. Насколько потускнел этот символ, что представляет собой современный кибуц и что пришло на смену идеям коллективизма, — в интервью с репатрианткой 1990-х, жительницей кибуцев Кфар-Блюм и Сде-Бокер — Раей Кнопов.

— Рая, насколько кибуцам удалось сохранить идеологическую чистоту — отсутствие частной собственности и наемного труда, равенство заработной платы и т.п.

— Конечно, многое зависит от конкретного кибуца, но в целом от прежних идеалов мало что осталось. Основная тенденция последней четверти века — процесс приватизации и перехода к частной собственности, который во многих кибуцах уже завершился. В Кфар-Блюме, например, вся кибуцная недвижимость — дома и участки — уже разделена между семьями. При этом земли сельскохозяйственного назначения по-прежнему являются кибуцной собственностью. На общем собрании была определена дата, ставшая некой точкой отсчета, — все, чьи родственники умерли после этого дня, стали их наследниками, то есть владельцами домов своих дедушек или бабушек. Для кибуцев, где земля и все, что на ней построено, всегда были общественной собственностью, — это настоящая революция. Приняты также решения, регулирующие правила продажи домов или сдачи их внаем, — мы, например, сдаем часть своего домика.

Так начинался Кфар-Блюм, 1945

В Сде-Бокер этот процесс только начинается, хотя и там уже давно за все надо платить — пользование столовой, услуги прачечной, детский сад, школу и т.д. Другое дело, что в этом кибуце еще остался элемент уравниловки, — бюджет кибуца делится практически поровну между его членами, и каждый получает на свою карточку энную сумму вне зависимости от должности, которую занимает, — учитывается разве что количество рабочих часов.

Столовая кибуца Кфар-Блюм

Другими словами, есть различия в деталях — в Кфар-Блюм, где приватизация завершена, практически у всех есть своя стиральная машина, в Сде-Бокер до сих пор существует очередь на приобретение крупных электротоваров, поэтому многие пользуются кибуцной прачечной, но платят за ее услуги. Точно также мы платим за каждую трапезу в столовой — эти деньги снимаются с карточки.

— Чем же в таком случае кибуц отличается от мошава или обычного поселения? Только наличием общей столовой?

— После приватизации кибуц превратился в буржуазную деревню с относительно высоким уровнем жизни, где большинство жителей работает за пределами деревни (хотя это во многом зависит от расположения и экономических возможностей конкретного кибуца).

Руководящие должности по-прежнему занимают члены кибуца, но бухгалтер и казначей — чаще всего наемные сотрудники, я уж не говорю об обслуживающем персонале гостиницы (в Кфар-Блюм расположен крупный гостиничный комплекс в пасторальном стиле, — прим. ред.), работниках детского садика, фабрики и т.д. На этих работах трудятся в основном жители близлежащих городков, представляющие экономически более слабые слои населения.

Что касается столовой, то, во-первых, кибуцник может питаться и дома, экономя деньги. Во-вторых, столовая сегодня носит чисто функциональный характер — она держится за счет того, что необходимо где-то кормить работников кибуцных предприятий, большинство из которых не являются членами кибуца. Еще 20 лет назад в Кфар-Блюм — как и во всех кибуцах — вы могли прийти на завтрак, обед и ужин, сегодня остались только обеды. Столовая в Сде-Бокер продержалась намного дольше, но и там полгода назад отказались от завтраков. На шаббат в Сде-Бокер большинство кибуцников по-прежнему собираются в столовой, как и на Песах и по другим большим праздникам. Но в более «продвинутом» Кфар-Блюме даже на шаббат предпочитают готовить дома.

То, что осталось незыблемым, — это коллективный принцип принятия решений — голосованием на общем собрании. Это может быть вопрос о приеме новых членов кибуца (тогда голосование тайное), те или иные хозяйственные решения — о распределении прибыли или ремонте дороги, все вопросы, связанные с образованием, здравоохранением, культурной жизнью.

Корпуса отеля 4* Pastoral Kfar Blum

— Автопарк по-прежнему общий? Репатриантов всегда восхищало, что можно запросто взять со стоянки любой автомобиль и поехать по своим делам…

— В Кфар-Блюм практически у всех есть свои машины, но можно заказать на определенные часы и одну из кибуцных — в этом случае вы платите около двух шекелей за километр пробега. В основном этим пользуются молодые ребята, у которых еще нет машины, или пожилые, у которых ее никогда и не было, — они привыкли пользоваться общим автопарком. В Сде-Бокер частных машин я не видела, все пользуются кибуцными, которых там достаточно много, и стоит это удовольствие всего 40-50 агорот за километр.

— Повлиял ли процесс обуржуазивания на политические предпочтения кибуцников или они — как и полвека назад — продолжают голосовать за Партию труда?

— В целом — и в давно приватизированном Кфар-Блюме и в Сде-Бокер — люди по старинке голосуют за Партию труда. Это, на мой взгляд, уже дань традиции. Подобно тому, как во многих городах развития традиционно поддерживают «Ликуд», понимая, что он их использует и обманет в очередной раз, но… если не за «Ликуд», то за кого? Аналогичным образом рассуждают и многие кибуцники, хранящие верность Партии труда скорее по привычке, чем в силу идеологической убежденности.

— Насколько изменилось отношение к службе в ЦАХАЛе? Еще не так давно кибуцы давали самый высокий процент призывников в боевые части…

— Сегодня это проявляется не столь явно, что лишь отражает общеизраильские тенденции. В годы моей службы — в 1990-е — я просто не понимала, как можно не призваться, хотя, подрабатывая в кафе в Тель-Авиве, встречала многих не служивших сверстников. На вопрос: «А как это?» они отвечали: «Ну, мы отмазались». Большинство не допускали тогда подобной мысли, даже несколько лет назад 99% выпускников кибуцных школ призывались в ряды ЦАХАЛа, 71% из них — в боевые части. Но как только кибуц стал открыт для новых людей, он стал открыт и для новых идей. При этом, подозреваю, что в городах процент не служивших все-таки намного выше.

— Как на идеологические и социальные изменения реагируют старожилы?

— Многие довольны. Да, это связано с определенной утратой ценностей, но у людей появилось что-то свое после десятилетий бескорыстного труда. После репатриации я попала в кибуцную приемную семью — эти люди всегда только отдавали, недавно у них, наконец, появились свои деньги и возможность тратить их по своему усмотрению, отремонтировать дом, например. Раньше некоторые работали два часа в день и получали наравне с остальными, сегодня таких людей значительно меньше, хотя тенденция все равно существует.

Вместе с тем старые кибуцники болезненно воспринимают крушение идеологии. Глава моей приемной семьи — Ран — недавно вышел на пенсию и может делать все, что ему хочется. А хочется ему бесплатно чинить всякую сложную технику — то, чем он занимался много лет на общее благо. Но когда он начал что-то ремонтировать в кибуцном гараже, как это делал последние полвека, — пришел начальник, ровесник его сына, и говорит, ты, мол, сюда больше не ходи. Это очень тяжело — особенно, если раньше ты мог приходить куда угодно, тем более, работая не для себя… Сейчас это никто не то, что не ценит, даже не могут понять.

— Осталось ли у старых кибуцников ощущение, что они — элита общества, как говорят в Израиле, соль земли? Недаром в Кнессете первого созыва каждый шестой депутат был кибуцником.

— Сейчас на уровне массового сознания этого не чувствуется. Более того, пожилые кибуцники уверяют, что сами никогда не чувствовали себя солью земли, а просто тяжело физически работали. Впрочем, если такое ощущение и было, то когда в середине 1980-х выяснилось, сколько миллионов шекелей ряд кибуцев должен государству, — многие осознали, что на них не только ничего не держится, более того — они еще и обуза для страны. Впоследствии правительство списало часть этого долга, частично он был реструктурирован, а вскоре начался процесс приватизации.

Тем не менее лишь один кибуц исчез с политической карты Израиля, и сегодня, несмотря на то, что доля кибуцников в населении всего 1,6%, они вырабатывают 9% промышленной продукции Израиля и более трети продукции сельского хозяйства.

Что касается сионистских ценностей, то в Сде-Бокер это чувство гордости и сопричастности к отцам-основателям еще как-то выражено — все-таки здесь много лет жил Бен-Гурион, здесь же он похоронен, работает его музей… В Кфар-Блюме же о сионизме напоминает разве что высеченная в камне голова премьер-министра Франции еврея-социалиста и члена правления Еврейского агентства Леона Блюма, в честь которого назван кибуц (улыбается).

Мой муж — потомственный кибуцник — считает, что кибуцы развалила система дежурств. Это одна из основ местной жизни — кем бы ты ни был, сборщиком апельсинов или председателем кибуца, но несколько раз в месяц ты обязан дежурить в столовой, детском садике или коровнике — разумеется, на волонтерских началах.

Со временем людям это надоело — индивидуализм берет свое. Недавно в Кфар-Блюме подобные дежурства стали оплачивать, и все равно желающих мало, — люди норовят сачкануть. В Сде-Бокер обязательные дежурства еще не отменены, правда, там много молодых волонтеров — причем из самых экзотических стран. Кфар-Блюм не пользуется услугами волонтеров лет 15 — там решили, что дешевле нанимать платную и подготовленную рабочую силу, чем содержать и каждый раз заново обучать бесплатную.

В Сде-Бокер еще многое напоминает эпоху расцвета кибуцного движения — здесь, например, расположена база НАХАЛЬ — особого подразделения, члены которого сочетают военную подготовку с работой в кибуце. Дух коллективизма отсюда еще не ушел — кибуц, например, организует свадьбы для своих членов — и это становится праздником для всего кибуца. Нужна помощь в подготовке — придут и помогут, в то время как в Кфар-Блюме за каждым приходится бегать, и подготовка к свадьбе — это личное дело семьи.

— Каковы перспективы кибуцного движения? Молодежь покидает бывший очаг израильского социализма ради жизни в «большом мире»?

— Это было в конце 1980-х, сейчас идут гораздо более сложные процессы. Как правило, израильтяне (кибуцники — не исключение) после армии пару лет путешествуют, потом работают в городе, а после 30 — уже семейными людьми — многие кибуцники возвращаются в родные пенаты — здесь гораздо удобнее воспитывать детей, чем в городе.

В Кфар-Блюм это очень заметно — речь о десятках пар в год, которые возвращаются домой, но… дома-то у многих как раз нет. Их родители были кибуцниками, но далеко не все дети пожелали сохранить в свое время членство и очень об этом жалеют. Если дедушки и бабушки не оставили им дом в наследство, купить жилье они не в состоянии. Кроме того, членство в кибуце — это гарантия защищенности: люди, проработавшие здесь всю жизнь, получают пенсию не только от Службы национального страхования, но и от кибуца. Да и людям трудоспособного возраста, если они по какой-то причине не в состоянии работать, кибуц оказывает поддержку.

В Сде-Бокер молодые семьи пока не возвращаются, он все-таки удален от больших городов, а следовательно, потенциальных мест работы. Мы оказались здесь в связи с работой мужа — он сотрудник Института исследования пустыни, расположенного в пяти километрах от кибуца. Впрочем, приватизация здесь только начинается, так что не исключено, что и сюда из большого мира потянутся потомки кибуцников.

Как бы то ни было, стать сегодня членом кибуца очень непросто — как ни дико это прозвучало бы лет 50 назад, для этого нужно быть состоятельным человеком.

Для членства в Кфар-Блюм человеку моего возраста необходимо иметь пенсионный фонд примерно 80-90 тысяч шекелей. Я много лет работаю как частный предприниматель, пока ничего не отложила в пенсионный фонд и поэтому шансов быть принятой в члены кибуца Кфар-Блюм (как, впрочем, и в Сде-Бокер) у меня нет. Более того, для членства в Сде-Бокер, кроме пенсионных накоплений и круглой суммы первого взноса, нужно принять на себя обязательство построить дом за несколько сот тысяч шекелей. И это не гарантия, что тебя примут — решение будет приниматься тайным голосованием. В целом хоронить кибуцы я бы не стала — они очень изменились, но для многих остаются притягательными — хотя и не по идеологическим соображениям.