Зверства российских наемников в Африке

Недавняя смерть, якобы на передовой от рук вооруженных повстанцев, президента Чада Идриса Деби вновь заставила мир вспомнить, что на африканском континенте продолжаются десятки больших и малых вооруженных конфликтов, от Мозамбика до Ливии и Западной Сахары.

В последнее время они все чаще сливаются, переходят один в другой и становятся все запутаннее. При этом почти в каждом из них или прямо участвуют, или «присутствуют рядом» иностранные солдаты – как миротворцы, наблюдатели, инструкторы, классические наемники, бойцы всяких сомнительных военизированных отрядов и настоящие бандиты.

Иностранцы, воюющие в Африке, бывают родом откуда угодно. Из соседних стран либо же из государств с другого конца земли – из Франции, России, Пакистана, Швеции, Ямайки, США, Германии и так далее. Чем в реальности отличаются они друг от друга? И почему в адрес почти всех них без исключения звучат обычно доказанные обвинения в самых разных преступлениях, от участия в геноциде, зверствах и жестокостях до контрабанды и педофилии? Нередко их обвиняют также в неэффективности или же в ведении боевых действий, если речь идет о миротворцах, на стороне кого-то одного, без всякого стремления погасить конфликт.

После распада Советского Союза вооруженные выходцы из постсоветского пространства на Африканском континенте встречались нечасто – за исключением редких и малочисленных миротворческих контингентов из России и Украины и откровенных наемников (как правило, военных пилотов), участвовавших тайно и исключительно по собственной инициативе в некоторых вооруженных конфликтах, например, в Демократической Республике Конго, Руанде или Сьерра-Леоне. Но все изменилось в последние годы, после начала войн в Ливии, Центральноафриканской Республике и ряде других стран – где российские военнослужащие сегодня действуют, в том или ином масштабе, организованно и под флагом собственного государства.

Еще активнее в этих государствах россияне воюют полугласно, как разнообразные «инструкторы», в первую очередь из так называемой «ЧВК Вагнера» (но не только).

Те самые повстанцы из «Фронта перемен и согласия» (FACT), которых считают виновными в смерти чадского президента Идриса Деби, были обучены в соседней Ливии российскими наемниками из «группы Вагнера», напоминает британская The Times:

«В течение всего 2020 года «вагнеровцы», после провала наступления войск самозваного фельдмаршала Халифы Хафтара на ливийскую столицу Триполи, на стороне которого они воюют, укреплялись на юге Ливии. Сперва там же искали убежище и повстанцы FACT – которые потом были завербованы силами Хафтара и приняли участие в боях и на его стороне. Причем руководителям чадских повстанцев требовались даже не деньги – а военное преимущество, вооружение и тренировки, которые могли им обеспечить именно россияне из «ЧВК Вагнера».

О том, как российские «ополченцы» действуют в ЦАР, уже несколько лет пишут все ведущие мировые СМИ, а также и Радио Свобода. Французская Liberation, например, в одной из последних статей, посвященных этой теме, рассказывает, как бойцы «ЧВК Вагнера», ранее воевавшие в основном на востоке Украины и на Ближнем Востоке, а теперь поддерживающие центральноафриканскую армию, бесчинствуют и сеют страх в мирных поселениях. Авторы, ссылаясь на очевидцев, рассказывают, как россияне, оказавшиеся в совершенно непонятной для них обстановке, но зачастую преисполненные расовых предрассудков, занимаются грабежом, изнасилованиями и установлением собственного «оккупационного режима»:

«Группы Вагнера» вроде бы не существует. 535 россиян, официально находящихся в ЦАР, являются лишь инструкторами, присутствующими в качестве «поддержки». Фактически же тысяча российских наемников, деятельность которых скрывается за подставными компаниями, и возглавляет контрнаступление, отводя Вооруженным силам ЦАР (FACA) роль вспомогательных войск.

Наемники хватают все подряд, руководствуясь в качестве аргументов низкой заработной платой, плохим материально-техническим обеспечением и безнаказанностью, которой они обладают.

Жан-Пьер (имя изменено) до сих пор помнит потрясения, которые произошли в декабре в его деревне, расположенной на юге страны. «Они разбили двери, окна, украли одежду, кухонную утварь, обувь, пенопласт, стулья, кресла. Они все разрушили. Они истребили стада. Когда козы проходили мимо, они стреляли. Установилась оккупация. Русские поселились в административных зданиях на три месяца и превратили село в учебный стрелковый центр. Они всех перепутали, им повсюду виделись повстанцы».

Чтобы выйти в поле на работу, местные жители вынуждены были спрашивать разрешения у наемников из «группы Вагнера». Россияне не просто не понимают сути конфликта в ЦАР, назревавшего десятилетиями. Хуже того – им все равно», – подчеркивает Liberation.

Разумеется, в совершении преступлений в Африке обвиняют вовсе не только россиян – а в общем всех. За последние годы на свет выплыла масса свидетельств о зверствах и бесчинствах, учиненных в разных африканских странах и военнослужащими из Франции, Индии, США, Пакистана и даже (как ни удивительно для кого-то это звучит) официальными интернациональными миротворческими контингентами ООН, так называемыми «голубыми касками». В 2015 году в докладе Управления служб внутреннего надзора ООН (OIOS) говорилось, например, о 480 доказанных случаях сексуальной эксплуатации, совершенных миротворцами ООН в Африке с 2008 по 2013 год, треть из них касалась детей. «Миротворцы ООН чаще воспринимаются как часть проблемы торговли людьми, а не как часть решения», – говорилось в заявлении департамента миротворчества ООН еще в 2004 году.

Останется ли иностранное военное присутствие вечным проклятием Черного континента? Об этом в интервью Радио Свобода рассуждает живущий в западноафриканском государстве Сенегал военный аналитик, африканист, офицер в отставке Сергей Елединов:

– Сколько сегодня в Африке стран, где в конфликтах участвуют любые вооруженные люди из других стран, будь то миротворческие контингенты или какие-то инструкторы и наемники?

– Об этом можно написать как минимум диссертацию. Прежде всего, есть официальные миротворческие контингенты, действующие в рамках решений ООН, и многонациональные миссии Евросоюза, Африканского союза, региональных союзов. Это могут быть военнослужащие из сопредельных стран, направленные туда в соответствии с межгосударственными соглашениями, как, например, сенегальские военные в Гамбии. Это могут быть иностранцы, воюющие в соответствии с каким-то двусторонним соглашением о военном сотрудничестве, как, например, пресловутые «русские инструкторы в ЦАР». Это могут быть инструкторы, находящиеся там в рамках международных программ отдельных стран, как, например, ряд военных инициатив США в Африке по обучению военнослужащих. Это могут быть и частные военные организации, приглашенные правительством одной из стран, как, например, юаровские ЧВК в Мозамбике.

Это, скажем так, легальная сторона. Есть полулегальная сфера – в ней действуют племена так называемого приграничья, то есть областей в Африке, где национальная территориальность относительна. Современная политическая карта Африки – это, к сожалению, постколониальное наследие, границы независимых государств часто не совпадают с территориями реального проживания племен и этносов. Во многих африканских странах национальная идентичность не сформировалась, и можно говорить исключительно об идентичности этнической. Поэтому перемещающиеся внутри этого «фронтира» этнические группы очень часто становятся участниками внутренних и межгосударственных конфликтов. Как, например, почти 40-миллионный кочевой народ фульбе (фула), перемещающийся внутри целых регионов Сахеля, невзирая на национальные границы.

Есть народы и племена, которые не относятся к «титульным». Они могут быть, соответственно, изгнаны из одной страны по этническим причинам – и принять участие в конфликте в другой, как постоянные участники конфликтов в Демократической Республике Конго – тутси и хуту. Бывает смешанная форма иностранного военного участия: когда при определенных соглашениях отдельные племена отправляются воевать в другую страну. Например, погибший президент Чада Идрис Деби сперва так помогал своими людьми ливийскому «фельдмаршалу» Хафтару. Но потом с Хафтаром объединились его противники. И, конечно, есть совсем нелегальная часть – наемники, которые просто за деньги участвуют в вооруженном конфликте на чьей-то там стороне.

– Сколько миротворческих миссий ООН действуют сейчас в Африке и сколько таких, которые занимаются такой же деятельностью не под флагом ООН?

– Миротворец – это вооруженное лицо, участвующее в операции по поддержанию мира (классическое определение ООН) и не поддерживающее ни одну из сторон конфликта. По международному праву это некомбатант. То есть, по сути, это гражданское лицо, которое имеет право применять оружие только в случае угрозы жизни его самого или гражданских лиц, находящихся под его защитой. В основном под миротворцами подразумеваются военнослужащие в составе миссий, действующих в соответствии с решениями или резолюциями ООН. Таких миссий ООН в настоящее время в Африке семь. Это миссия в Западной Сахаре, в Демократической Республике Конго, две в Судане (в Дарфуре и в Абьее), в Южном Судане, в Мали и в ЦАР. Также, в соответствии с резолюцией ООН, в разных государствах зоны Сахеля находятся военнослужащие Франции, США, Германии и ряда других стран – членов НАТО и ЕС, в рамках операции «Бархан». Все остальное в Африке происходит в рамках межгосударственных соглашений, которые могут отличаться спецификой, задачами, политической ситуацией. Впрочем, никому никто формально не запрещает пока также называть себя «миротворцами».

– Кстати, 1 января этого года ООН начала вывод своего миротворческого контингента из суданской провинции Дарфур. Все военные силы миссии ЮНАМИД должны покинуть Дарфур и территорию Судана к 30 июня 2021 года. Эта миссия действовала там 13 лет. Очень многие недовольны этим решением – война там идет, и очень жестокая, до сих пор; с 2002 года в результате нее погибли более 300 тысяч человек, в основном мирное население. А вот Россия, что интересно, как раз недавно, в декабре 2020 года, уже после свержения много лет правившего диктатора Омара аль-Башира, заключила с новыми суданскими властями соглашение о строительстве на Красном море своей базы ВМФ. Мне отдельно, конечно, хочется поговорить о россиянах в Африке, как официальных, так и действующих как-то полугласно или вообще по собственной инициативе. О миротворчестве, в случае, условно буду называть их так, «военных, говорящих по-русски», ни о каком говорить нельзя? Или можно?

– Это зависит от многих причин. Отсутствие легальности, то есть собственная инициатива при участии в вооруженном конфликте, – это, конечно, преступление. А вот инструкторы в составе подразделений национальной армии – почему бы и нет? На современном этапе миротворчество трактуется достаточно широко. То есть классическое «поддержание мира» дополнилось еще формулировками «установление мира» и даже «принуждение к миру». И любые операции правительственных войск против сепаратистов, террористов, исламистов (вставьте нужное слово сами) – это очень легко натягивается на две последние формулировки. Хотя, разумеется, применение специализированных иностранных военных подразделений во внутреннем конфликте – на миротворчество, на мой взгляд, это смахивает мало.

– В Центральноафриканской Республике, события в которой больше всего на слуху в последнее время в этой связи, например, все сильнее звучат обвинения в адрес россиян. Эти обвинения, впрочем, звучат уже во всем мире. И что они фактически подмяли под себя руководство местной миссии ООН, и «голубые каски», которые ни с чем уже не справляются, часто действуют по их указаниям. И, конечно, очень много обвинений в самых разнообразных преступлениях, жестокостях и зверствах в их адрес.

– Миссия ООН и подразделения армии ЦАР, которым приданы эти российские военные инструкторы, – это абсолютно параллельные структуры, у них абсолютно разный статус, разное подчинение, разные методы решения стоящих задач. И, естественно, различное понимание ситуации. И на ряд вещей у них могут быть диаметрально противоположные взгляды. Например, гуманитарный конвой ООН в определенный район правительственная армия может рассматривать как снабжение террористов. А вывод населения правительственными войсками из активной зоны конфликта ООН, в свою очередь, может трактовать как насильственную депортацию. Если вообще говорить про ЦАР, то отмечу, что когда правительственные войска, усиленные российскими «инструкторами» (это их основная военная сила), взяли инициативу в свои руки, то места, по большому счету, для миссии ООН там не осталось. Она уже начала путаться под ногами, причем у всех. Я лично твердо не сторонник какого-либо силового решения вообще, в ЦАР я силового решения не вижу в принципе, я за примирение сторон, за мирный процесс – но, к сожалению, это не в силах «голубых касок». У них для этого было более чем предостаточно времени, и ничего они не смогли сделать.

– А что касается преступлений?

– Всех вооруженных иностранцев в Африке обвиняют в преступлениях, и обычно с полными основаниями. Россияне тут не исключение. Я хочу быть правильно понятым: любая война вообще – это величайшее зло. А все вооруженные конфликты в Африке, в силу своей размытости, отдаленности от мирового информационного поля, порой даже превосходят какую-то классическую войну в жестокости. Зона конфликта для вооруженного человека – зона абсолютной безнаказанности. И внесудебные убийства, насилие, в том числе сексуальное, грабежи, мародерство – это уже просто классика «африканского жанра». Такое поведение присуще всем участникам войн в Африке, без исключений – но иностранцам, пожалуй, в еще большей степени. Как говорится, они это творят не у себя дома, «душа не болит».

Российские военные сейчас в Африке находятся не только в Ливии, Судане или Мозамбике, кстати, а в разных масштабах, во многих странах, подписавших соглашения о военно-техническом сотрудничестве с Москвой. В странах, где есть российские военные миссии, которые отвечают за обучение личного состава и обслуживают военную технику. Но о точном составе этих подразделений, их действиях и поставленных задачах мне ничего не известно, это, как говорится, военный секрет.

– Кто показал себя наиболее эффективным, а кто наименее, если вернуться к «голубым каскам» и другим иностранным солдатам? В целом зависит ли это от национального состава контингента, например? Мне кажется, что, допустим, шведские или пакистанские военнослужащие во всем отличаются от российских?

– Все национальные подразделения вооруженных сил разных государств, с которыми я сталкивался в Африке, очень сильно отличаются друг от друга и подготовкой, и дисциплиной, и уставами, и оснащенностью, и личными бойцовскими качествами, и мотивацией, и восприимчивостью к определенным климатическим условиям. Бангладешцы, сужу по своему опыту, очень исполнительные. Сенегальцы очень коммуникабельные. Европейцы, как правило, более образованные. Руандийцы – самые храбрые. Эфиопы – выносливые.

Но если все эти солдаты, каждый из которых по-своему хорош, собраны в одно какое-то общее подразделение, то вся эта масса превращается в сложно управляемое стадо. Опять-таки, на моей практике, если задачи выполнялись одним национальным подразделением – они, в общем, справлялись удачно. Если же задача подразумевала взаимодействие различных национальных подразделений – это, как правило, был провал. Хотя с точки зрения далекой мировой общественности выглядело все очень мило и главное медийно-фотогенично, как в пионерлагере «Артек» – в одном строю весело стоят африканец, монгол и какая-нибудь южная девочка с косичками.

– Если конфликт разгорается, как обычно ведут себя миротворцы? Они способны сегодня в Африке выполнить возложенные на них задачи? Потому что обвинений в бездействии, в попустительстве геноциду, политическим убийствам, этнической резне – масса. Руанда, Конго, Кот-д’Ивуар, суданский Дарфур, Мали и так далее. И я сейчас вспоминаю лишь более-менее недавние истории.

— Как я уже говорил, в силу серьезных различий между отдельными национальными подразделениями общая эффективность их миссии, к сожалению, крайне низка. А в военном отношении, я думаю, так просто нулевая. Поскольку это не слаженные подразделения, а просто некий набор элементов с оружием в униформе. Поставленные им задачи могут ограничиваться только какими-то простейшими операциями, такими как патрулирование, сопровождение, организация блокпостов и «чек-пойнтов».

Серьезная проблема, на мой взгляд, это расплывчатое трактование миротворчества вообще. То есть в недавней истории все эти попытки «оставаться над схваткой» приводили к попустительствам геноциду и этническим чисткам. Один настоящий миротворец, пожалуй, единственный, которого я имею честь знать лично, это канадский генерал Ромео Даллер, бывший командующий войсками миротворческого контингента ООН в Руанде с 1993 по 1994 год. Он спас на стадионе в столице Кигали, в созданной им специальной зоне безопасности, тысячи людей в свое время – и потом подвергся критике с самых высоких ооновских трибун. Другие его коллеги, которые были более осмотрительны, не раз допускали, что кровь жертв геноцида лилась зачастую прямо на глазах у людей в «голубых касках».

Применение силовых методов миротворцами вообще почти всегда приводило к непосредственному вмешательству в конфликт и прямой поддержке одной из сторон, что также способствовало эскалации. В 2011 году я был лично очевидцем событий в Кот-д’Ивуаре, на очередном этапе тамошней гражданской войны. Сначала ООН укрывало одного из участников конфликта, будущего профранцузского президента Алассана Уаттару, в своем лагере, а затем, при подходе союзных ему отрядов из соседней Буркина-Фасо, ооновцы приняли прямое участие в штурме президентского дворца. Просто при непосредственной огневой поддержке боевых вертолетов из состава украинского контингента сил ООН, прибывших из соседней Либерии. И при этом никакой реакции на насилие и грабежи, чинимые сторонниками Уаттары в крупнейшем деловом городе страны Абиджане, не было.

Отдельно можно подвергнуть критике общее руководство такими операциями. Это обычно крайне сложная иерархическая система согласований, при практическом полном запрещении инициативы на местах. А сами решения в итоге всегда достаточно далеки от понимания местных реалий, крайне осторожны, но в то же время политически пристрастны. Обычные результаты – нам известны.

– Давайте вернемся к теме преступлений, совершаемых иностранными военнослужащими в Африке, о чем мы уже начали говорить. Да, конечно, всех, не только российских наемников и инструкторов, а вообще всех, и миротворцев ООН, много лет обвиняют в самых разнообразных преступлениях. Причем не только военных, а примитивно-уголовных. От контрабанды до самых страшных, педофилии, к примеру. Можно вспомнить даже самые недавние громкие случаи опять же.

– К сожалению, педофилия, групповые изнасилования, контрабанда, наркотики, оружие, драки с поножовщиной – это все сопровождает любых военных всегда, тем более на территории любого конфликта. В данном случае миротворцы ООН – абсолютно не исключение. Тем более что «секс за еду», я считаю, это вообще давно визитная карточка «голубых касок». И проблема даже не только в том, что любые люди на войне звереют, и не в комплектовании личным составом. Миротворец – это теплое местечко, и многие, кто угодно, едут сюда исключительно за деньгами. Один небольшой пример: миротворческий контингент Африканского союза в Мали недавно практически взбунтовался, когда узнал, что будет получать африканское, а не ооновское денежное довольствие. ООН пришлось раскошелиться, и бунт сошел на нет. К сожалению, это банальная армейская истина – если солдату нечем заняться, то его однозначно потянет на правонарушение. А заняться «голубым каскам», кроме элементарных комендантских мероприятий и обеспечения собственной безопасности, сегодня нечем.

– Вообще имеет ли смысл для мирового сообщества официально тогда продолжать все эти миротворческие миссии? Если они, во-первых, приносят больше вреда, чем пользы, и даже прямо опасны для местного мирного населения, а во-вторых, получается, просто неэффективны?

– В современном мире любой международный институт, не приносящий пользы, становится вредным. Вредна однозначно и профанация миссии, тем более на каком-то международном уровне. Потому что многие в нее верят и ждут результатов – а их не будет, вернее, не будет положительных. Будут сторонние вооруженные люди, неким образом разогревающие конфликт. И эти люди, со своим каким-то специальным международным статусом, при всех своих преступных деяниях останутся наверняка безнаказанными. Причем как исполнители, так и организаторы. А делается это все на деньги в том числе налогоплательщиков, большие деньги. Одна миротворческая операция в ЦАР обходится ООН в один миллиард долларов в год. Мое мнение, что эти деньги могут быть использованы с гораздо большей пользой для страны и ее населения, для настоящих гуманитарных миссий. Для прямой помощи людям, умирающим от голода, жажды, болезней, отсутствия крыши над головой.

– Подытоживая все сказанное насчет любого иностранного военного присутствия в африканских странах, о котором, кстати, давно написаны тонны книг и статей, сняты тысячи документальных и сотни художественных кинофильмов: получается, это вечное проклятье континента, что какие-то иностранные войска там будут еще долго, если не всегда?

– Они там будут до тех пор, пока африканцы сами не научатся решать свои проблемы. Пока они не поймут, что это их земля, со всеми ее богатствами, и не сумеют наконец-то ставить на место всех тех, кто будет грубо влезать в их внутренние дела. Причем невзирая ни на какой статус – что главной международной организации, что какой-то там великой мировой державы.